Бенкинерсофобия: Кончить. Скажи правильно. А лучше скажи это вслух. Умоляй меня, чтобы я заставил тебя кончить.
И я сделала это, громко, даже когда щеки мои запылали, и я выдохнула:
– Заставь меня кончить, Бен.
Я представляла над собой Нэша. Злобный взгляд. Растрепанные волосы. А теперь я знала, как он выглядит под рубашкой. Широкие косые мышцы пресса, представляющие собой латинскую букву V, ведущую к тому, что я помнила даже годы спустя: длинному, толстому члену.
Мои губы жаждали шрамов, покрывавших его тело.
Я хотела целовать их.
Кусать их.
Проводить по ним языком.
Я не верила в слово «идеальный». Никогда не использовала его, чтобы описать что-нибудь в своей жизни. Но это было единственное слово, которое я могла произнести, когда речь заходила о теле Нэша. Его личность, возможно, оставляла желать лучшего, но его тело и лицо причиняли мне боль.
Дурга: Прошу, заставь меня кончить. Я провожу пальцами по клитору. Скажи, что мне сделать ими.
Бенкинерсофобия: Я не говорил, что ты можешь трогать свою киску. Обхвати пальцы губами, представь, что это – мой член, и извинись за непослушание.
Сведя ноги, я встала на колени в темноте, поднесла пальцы ко рту, мое сердце грозило вырваться из груди. Я почувствовала свой вкус на языке, когда скользнула тремя пальцами по губам и представила, как Нэш стоит надо мной, проталкивая мне в рот свой твердый член.
Я зашептала, не выпуская пальцев изо рта:
– Прости, что ослушалась тебя.
«Боже правый».
Я была на таком взводе. Мысль о полном контроле сводила меня с ума. Я хотела чувствовать себя побежденной, ведомой, оттраханной так, чтобы нельзя было ходить. Но даже с ножом у горла и под угрозой смерти я бы никогда не призналась, что это потому, что грубый, жесткий секс напоминал мне то, как трахался Нэш.
Мой первый оргазм от секса.
Мой единственный оргазм от секса.
И я так сильно намокла, думая о нем, что чувствовала собственный сок на своих губах. Я взяла свой телефон и сжала бедра, пытаясь получить разрядку.
Дурга: Я чувствую на пальцах свой собственный вкус.