Годовое жалованье: сорок тысяч сто сорок пять долларов. Не самый потрясающий доход, но после уплаты налогов останется около двух с половиной тысяч в месяц. Тем не менее, это было больше, чем зарабатывали папа и мама, работая на Уинтропов.
Кроме того, у нее был трастовый фонд, который мог бы заставить рыдать ее чрезмерно накачанную ботоксом мать, а в лице Вирджинии было больше пластика, чем в грузовике доставки «Лин Кузин». Работая в «Прескотт отеле», Эмери занимала рабочее место, которое могло спасти кого-то другого.
Может, я и мог платить своим стажерам меньше, а может, я мог стать корпоративным мошенником, создающим проблемы, подобные тем, что обрушились на моих родителей.
«Нет, спасибо, катитесь к черту».
Делайла накарябала подпись внизу какой-то бумажки и добавила ее в гору бумаг на своем столе.
– Я не преувеличиваю.
Голова Шантильи вертелась между нами, словно мячик для игры в пинг-понг.
– Еще разок, каков мой собственный капитал? – спросил я.
Делайла уронила свою ручку «Конвей Стюарт» и сунула в рот ложку йогурта, не потрудившись стереть часть, которая упала на стол.
– Не так высок, как тебе нравится думать, учитывая, сколько ты отдаешь на благотворительность. С содроганием думаю о том, что было бы, правь ты миром. В твоем словаре есть понятие «финансовая ответственность»?
Я прикусил язык.
Эта схватка назревала давно, но я не собирался устраивать ее перед отчаявшейся и давно потерянной кузиной Джессики Реббит.
– Вы занимаетесь благотворительностью? – Шантилья захлопала ресницами и тронула прядь волос. – Несколько лет назад я пожертвовала кровь Красному Кресту.
Я коротко взглянул на нее.
– Хасмофил, вы ставите себя в неловкое положение.
Острые ногти цвета крови впились в мягкую спинку кресла за три тысячи долларов, в которое она пыталась сесть.
– Меня зовут Шантилья.
Делайла отложила ручку и внимательно наблюдала за нами, ее взгляд лучился весельем.
– Как можно перепутать Шантилью и Хасмофила?