Коварная ложь

22
18
20
22
24
26
28
30

– Да.

Она оттянула край, показав мне фрагмент гладкой кожи.

– Сколько нужно сил, чтобы не соблазниться этим?

– Мать твою, все.

Бросив незажженный косяк, я растоптал его каблуком.

– Мы вламываемся или нет? Я начинаю думать, что ты слишком ванильная для криминального образа жизни, малолетка.

Эмери одарила меня своим смехом, таким, мать его, чистым, что он проник мне прямо ниже пояса. Она пожевала нижнюю губу и, бросив на меня последний взгляд, полезла на забор.

Если бы я прижал ее к воротам и жестко трахнул, она, вероятно, молила бы, чтобы я трахал ее жестче. Она смотрела на меня такими глазами с тех пор, как я позволил Риду сорвать злость на своем лице. Голубым – потемневшим. Серым – разгоревшимся.

Они говорили все, что она никогда не скажет.

«Ты нужен мне внутри, – бросали они вызов, – дай мне все, что у тебя есть».

Мне понадобился весь самоконтроль, чтобы не стянуть ее джинсы и не погрузиться в нее.

Она все еще была ходячей, разговаривающей, дышащей пропастью между мной и моим братом, и мне нужен был адрес Гидеона Уинтропа.

Разговор давно назрел.

Не говоря уже о том, что дома мама оттащила меня в сторону и сказала, что Брендон несколько раз заезжал, чтобы поговорить с ней. Я понял, что так был поглощен историей Эмери, что не удосужился спросить придурка Дика, частного детектива, – кто стал вторым выгодополучателем в «Уинтропском скандале».

Теперь Брендон, как прыщ на заднице, преследовал маму и Эмери. Я бы сжег себя вместе с ним, просто чтобы увидеть, как он превратится в пепел.

Эмери крикнула с вершины ворот, оседлав их. Я придвинулся ближе на тот случай, если она упадет.

– Насколько это ванильно?

Я запрокинул голову.

– Солнце светит прямо тебе на сиськи. У тебя что, сердечки на бюстгальтере?

– На мне нет бюстгальтера.