– Дурак, идиот и кретин. Солидные люди.
– Ух, тогда я выдохну. Люди надёжные. Что требуется для практического начала огромного вашего труда?
– Бумаги от Первого руководителя области.– Иван тихонько хлопнул ладонью секретаря по плечу.– Лысому Ивану Олафовичу, Лаптеву Григорию Николаевичу и Мухобойскому Олегу Ивановичу. Но такие дайте нам бумаги, чтобы нас и в рай апостол Пётр свободно пропускал, и охрана в Кремль да в Белый дом. И чтобы мы имели право получать безвозмездную материальную помощь жертвам затопления Тоболом ста сорока двух населённых пунктов. Спасать людей гуманной денежной поддержкой от СССР и заграницы.
– Так у меня полномочий- то на область всего выдано.– Поскучнел Червонный.– Не потянем всю планету, блин. Да и нюхать сразу из Москвы пришлют ищеек. Сто сорок две затопило дерёвни или сто тридцать семь. Фу! Противные люди в ЦК. На водку половина бюджета годового уйдет, чтобы они не ошиблись в наших подсчётах.
–Пусть в ящик стола глянет. В правый.– Хихикнула Яга, вылетела в окно, высморкалась там на прохожих и вернулась.
– Господи, милостивый и праведный!– Открыл ящик секретарь, оплот и лидер повального областного атеизма.– Это же печать Политбюро ЦК, это – президента США, королевы Елизаветы Второй и Всемирного Фонда Мира. Бляха- Муха. А проверять никто не будет?
– А чё? Пусть. Всё подлинное, настоящее.– Иван зевнул. -А их хозяева как раз сейчас случайно потеряли и найти не смогут. Завтра сделают новые. Такие точно.
Елизавете то деньжат отсыплем по ходу успехов?– скромно сказал Золотов.-
Это ж она да парни её предложили тебе такую канитель закрутить!
– Да всем хватит.– Иван откланялся.– Завтра в десять зайду за «вездеходами». Ну, за официальными поручениями и разрешениями.
– Да они в восемь утра готовы будут – пожал Ваньке руку секретарь.
– Ну, я полетела? – шепнула Баба Яга.– Нам в обед праздновать день рождения Кощея. Сто сорок восемь тысяч годов ему стукнуло. Я моложе на пятьсот лет всего. Нечести налетит – у-ух, сколько! Редко встречаемся. Дела ведь у всех мирового уровня. Некогда всё. Свидимся завтра.
Шел Ваня обратно в храм – дурдом и удивлялся вслух тому как всё легко сложилось. Если так же и деньги к ним потекут рекой типа Волги, то истину глаголит протоиерей Симеон:
– Верь в Бога, не верь в Бога, а он только один и есть по правде. А остальное всё блажь. Остальное всё нам только кажется. Как, однако, и мы сами себе.
Глава восьмая
Притвор, дверь в храм, был тяжелым. Но его отец Симеон настежь запретил держать. Народ у нас здоровый, психически совершенный, говорил он на общих посиделках с чаем и печеньем на престоле, и никуда из спасительного места бежать не станет. Ну, алиментщики, воришки мелкие да крупные, хозяева цехов подпольных, взломщики закона о том, что унизительной частной собственности нет у нас. Куда они побегут. Сдаваться милиции? Сидят как крысы церковные в норе своей и ждут перемен. Каждый своих. Под матрасами у них бумаги с ужасными диагнозами. Бумаги те им самим страшно читать. Хотя некоторые вполне с болезнями свыклись и были почти счастливы. На работу-то их теперь брать не станут, а даст государство пособие. Если втихаря шабашить где-то или своё дельце в погребе замутить или селе безлюдном, то и жить будет сладостно. Начальства нет, а деньги – вот они.
А сидельцы диспансерные вообще забавными были. Один мужик подкупил бухгалтершу на заводе по изготовлению и намотке на бобины медной проволоки в хлорвиниловой оплётке, растратили они совместно чуть ли не всё богатство казённое за год в кабаках зарайских, купили по блату, без записи в очередь два «москвича» последней модели и спрятали их в далёком селе Тархановке у сестрёнки мужика этого. Сеном укрыли так, что стояли в конце двора две натуральных копны для коров. Их бы вычислил даже свирепствующий первую неделю на новой работе младший лейтенант ОБХСС. Потому как у сестрёнки никогда не было коров. И купить было не на что. Мужик с бухгалтершей как-то после трёх десятков крупных пьянок всё же учуяли опасность и, использовав молву народную, укрылись в храме- дурдоме. Дяденька розовощёкий, с глазами умного слона, получил справку, что он параноик с манией патологического подозрения ко всему. Он даже Иисуса Христа, на стенке нарисованного, подозревал в сговоре с санитаром Евгением. Они вдвоем не докладывали ему в чай сахара и мяса в котлеты. Бухгалтерша заслужила диагноз более страшный – дебилизм. И её не посадили бы за растрату, даже если бы она сама написала на себя заяву в ОБХСС. За решетку увезли бы директора проволочного завода, чтобы после трёхлетней одсидки за халатность он даже больных гастритом не брал на ответственный пост.
То есть незачем было отворять огромную дубовую входную дверь, обитую для солидности отлитыми из чугуна скульптурами Змея-Искусители на левом притворе, да Адама и Евы с огромными, до колен, фиговыми листами на правом. Поэтому на улицу даже с разрешения главврача и настоятеля Симеона-Афанасия ходили самые смелые, сильные, да и те кучковались по трое. Одному дверь поддавалась так неохотно, что не успевший просочиться в узкую щель, мог получить вполне натуральную степень инвалидности в городской больнице.
Вот Ванёк подождал, когда пара-тройка дозревших мужиков побежит в нужник, а на обратном их пути вчетвером они без проблем проникали обратно в обитель свою. Кстати, проверяющие тоже ходили по трое, но из-за неопытности и с непривычки им редко удавалось вернуться на рабочие места в народном контроле без лёгких и средней тяжести телесных повреждений.
Стук двери разбудил отдыхавшую до поры психически-болезненную активность жильцов храма-диспансера. Они начинали истошно излагать положенное шизофреникам, олигофренам и идиотам, не зная пока, кто пришел.
ebooksa