Потаенное судно

22
18
20
22
24
26
28
30

Глядя неподвижными глазами вверх, все тем же ровным голосом, обращаясь к кому-то, девочка спросила:

— Тетя, вы вызвали карету «скорой помощи»?

Антон вместо тети поспешил успокоить девочку:

— Зараз, зараз приедет. Лежи тихо.

Она вдруг забеспокоилась. Мертвенно-сизоватое ее лицо оживилось, напряглось, словно от боли, посветлело. Она заговорила торопливо, просяще:

— Дядя матрос, а мне пришьют ножки? — Не дождавшись ответа, продолжала: — Скажите, чтоб пришили. Они прирастут быстро: я же еще маленькая. Скажите!..

Антон на какое-то время закрыл глаза, сдавил рот ладонью, чтобы не закричать, не выдать себя перед ней. Ощутив, как дергалась его нижняя губа, прикусил ее до онемения. Судорожно глотал слюну, безуспешно пытаясь справиться со спазмой, сдавившей горло.

Визгливо свистя сиреной, к толпе подкатил кремовый с алыми крестами на боках автобус — окна замалеваны белилами. Открыв обе створки задних дверей, из него выскочили девушки в белых халатах, надетых поверх стеганых фуфаек, разобрали носилки, деловитым шагом направились к лежащим на проезжей части улицы, на панели убитым и раненым.

Антон приподнял девочку, бережно положил на жесткий брезент носилок. Он увидел, вернее ощутил, что ноги ее почти напрочь отсечены и никакой иглой их уже не пришить, никакими лекарствами не срастить. Девочка этого пока не понимала, не сознавала до конца, что с нею произошло, потому по-прежнему продолжала упрашивать:

— Дядя матрос, скажите, чтобы пришили. Вы не бойтесь, они прирастут — я же еще маленькая.

Антон поправил на ее руке сползающую варежку.

— Добре, добре, квитонько моя!.. — И, когда уже захлопнулась дверь машины, подумал: «Прощай, квитонько, прощай…»

9

Катер Антона Балябы стоит на стенке у самого КПП (контрольно-пропускного пункта). Впереди еще два катера звена, которым командует Богорай. Стоят на высоких кильблоках, обдуваемые ветром, голубея верхом, алея кровяно-красным низом. Зеркально поблескивает свежий сурик, которым покрыто перо руля, латунно посвечивают покрытые смазкой два гребных винта. К высоко поднятому борту приставлен крутой трап — обыкновенная деревянная лестница, по которой то вверх, то вниз мотается Антон. Стоя под кормой, он берется за перо руля, двигая его то влево, то вправо, кричит старшине группы мотористов, который находится наверху, в рубке катера, вернее, должен там находиться:

— Азатьян!.. Каро! Где тебя черти давят? Возьми штурвал в руки!

Совсем неожиданно слышит глухой голос старшины-моториста над собой. Азатьян стоит на корме. Поверх фуфайки надет темно-синий комбинезон. На голове черная шапка с опущенными, но не завязанными ушами. Лицо Азатьяна темное, болезненно-желтого оттенка. На скулах и подбородке бритая кожа синеет. Он присаживается на стеллаж-скат для глубинных бомб и тихо передразнивает Антона:

— Каро, Каро! Кричит, панимаешь…

— Вместо того чтобы стоять у штурвала, ты надо мной каркаешь!

— Кричит, панимаешь…

— Левая тяга барахлит!