Потаенное судно

22
18
20
22
24
26
28
30

— Просил старик: дайте, говорит, мне пяток хлопчиков-подростков, нехай возле меня крутятся, я им усю свою премудрость передам. Як умру, будут людям помогать. Так рази ж дадут? Диброва бы дал? Ну, так же и у них, в Андреевке… Дело не официальное, как его оформишь?.. Внучка при нем живет, он ее вводит в науку. Кажут люди, разумная дивчина, уже сама кое-что может.

— Боязно, — признался Антон. — А вдруг что. Какой со старика спрос?

— Вот-вот, так и говори. Каждый так думает. Привыкли, шоб все официально: больница, порошки, пилюли. А яка польза от пилюль, не знаемо. Хай, мол, врачи думают — им за це гроши платят. Вот и напихивают вас всякой химией. Травы забыли, народные средства объявили пережитком. Це неправильно. Я думаю так: нехай будет и то и то. Кому одно поможе, кому другое. Скажем, «мазь Солонского» (он уже верит, что его мази дадут собственное имя) тебе не на пользу — иди в больницу, хай тебя там чем иным помажут.

Антону показалось, что «лекарь» не туда гнет.

— Ты что, хочешь завести частную лавочку?

— Не в том разговор, что частную, — стал оправдываться Микола Микитович. — Чтоб помогло. Я согласен, нехай признают мою мазь, выделят мне стоко-то коек в больнице, определят жалованье. Попервоначалу согласен год без жалованья, шоб доказать, шоб испытания выдержать. Не хочут! А почему? Диплома нема, образование не кончал. Неученый, выходит. А то, что я больше их учился у знающих людей, то не в счет. Вон дядьки тоже не кончали заведений, а хлеб растят. И не поганый хлеб: все едят и хвалят! Что ж у них аттестата не спрашивают?.. Доку́менты подавай! Я норильских девчат вылечил без аттестата, приезжали ко мне лечиться вон откуда! Профессора считали их безнадежными, а я вылечил. Доку́менты!..

Пришлось Антону идти на поклон к Васе Совыня. У Васи «Москвич», новая машина — надежный и удобный транспорт. Если ехать бричкой, всю утробу растрясет (да и где ее достанешь, ту бричку?). И времени уйму угробишь, пока туда-сюда обернешься. А машина быстрая штука: полчаса — и ты в Андреевке, у деда Ковбасы, сидишь у порога, дожидаешься своей очереди. Надо идти только к Васе. Вася не чужая людина — бывший коммунар, выручит.

Многие считают Василя человеком заслуженным, бывалым, повидавшим виды. Война кидала его и в Чехию, и в Словакию. Там, вдалеке, и ногу потерял. По возвращении домой был назначен заведовать колхозными складами. Пост немалый! И живет теперь Василь Совыня, видать по всему, не впроголодь. Однако в расточительстве и хищении не замечен. Улик нет. А не пойман — не вор, как говорится. Потому сохраняется за Василем репутация положительная. Ну, и боевые медали тоже свой вес имеют.

На народе Василь держится степенно. А дома, свидетельствуют соседи, Совыня остается прежним довоенным Василем: сквернословит вовсю, жинку тиранит. Случается, лень ему подняться с кровати, чтобы выключить радиорепродуктор, висящий в красном углу, зовет жену:

— Домахо! Домахо! Где ты там ховаешься?

— Чего тебе?

— Выкинь на помойку цю брехалку! — показывает в угол.

— Нову купишь, чи шо?

— Выкинь, кажу, а то я за себя не ручаюсь.

Однажды не докликался Василь своей Домахи и поступил таким образом: снял висящее у него над кроватью ружье, взвел курок, прицелился в красный угол. Ударил выстрел — и от репродуктора остался только металлический ободочек, колыхающийся на гвозде.

Совыня живет неподалеку от чапаевской конторы: сразу за Компанейцевой балкой, первый переулок направо. Участок его узкой полосой спускается прямо в балку.

Антон издали увидел хозяина, сидящего на лавочке под хатой, заторопился обрадованно:

— Добривечер!

— Взаимно!

— Отдыхаем?