Антон решил высказать приятелю все, что думал о нем.
— Трешься в сельпо возле бутылок… Разве тебе там место? Инвалид ты какой или старик никудышный? Найди работу по плечу. Хочь в колхоз иди, хочь на завод ступай. А то бегает из склада в склад, как голодная мыша… И слезу твою видеть противно.
Йосып прищурил глаза, подобрал губы.
— А что, кореш, мо быть, действительно махнуть куда?! Во-во… — начал он строить планы. — На Домбасс, в шахту, под землю, га? Нехай шукают, — захихикал торжествующе и враз, потух, заключил обреченно: — Гири на ногах, разве убежишь?!
Юрко, видимо, подвернул руку, когда боролся с Лазуркой.
Ночью начался жар. Терпеливо и молча хлопотала Паня над старшим сыном. Неодетая, в одной исподней рубахе, она выбегала в сени, где стояла холодная вода, чтобы намочить компресс для головы, ходила в кладовку за топленым жиром, чтобы смазать им вздувшийся сизо-горячий бугор плечевого сустава.
Утром автобус «Азовкабеля» сделал крюк, чтобы подкинуть мальчонку в слободскую больницу. Паня, взяв Юрия за здоровую руку, повела его в приемный покой. Антон с саднящей тяжестью в сердце трясся дальше — ехал с хлопцами на работу в город.
Просвечивали руку рентгеном, накладывали всякие примочки, мазали холодящими мазями. На вид вроде бы все прошло, но пошевелить рукой было больно.
— Растяжение связок, — объяснил врач. — Надо выдержать время.
Времени прошло достаточно много, а рука все не поправлялась. И Антон встревожился не на шутку. Холодом обдавала мысль: «Что, если усохнет?» Все отцовское существо вскидывалось в протесте: «Не допущу. Свою руку отдам, а сын не будет калекой!..» Но сам же хорошо понимал, что это только слова, которыми не поможешь. Надо что-то делать. Может, свезти сына в Бердянск, может, еще дальше?
Возле почты встретился с Миколой Микитовичем Солонским.
— Только в Андреевку, до деда Ковбасы! — категорично заявил «лекарь».
Антон запротестовал:
— До знахаря? До костоправа?!
— А шо ж такого? Знахарь — це не погане слово. — Микола Микитович затянулся самосадом, чвиркнул сквозь зубы слюной. — Если его кличут знахарем, значит, он кое-что знает, так?
— Нашептывать будет, заклинать?.. — уже спокойнее, как бы спрашивая, а не утверждая, проговорил Антон.
— Це все брехня, — возразил Микола Микитович. — Дед Ковбаса — он кто такой? Не знаешь? А я знаю! Он бывший военный фельдшер. В первую мировую служил в действующих частях. Я сам лично чув, як он про себя рассказывал. Говорит, столько я этих ломаных костей срастил, столько вывихов вправил — несть им числа. Практика, понял? Рассказывает, их учили в старой фельдшерской школе таким порядком: берут мешок, в мешок кладут горшок, топчут сапогом. После говорят, к примеру: «Ковбаса, выходь сюды, собери горшок, полностью на ощупь!» И выходит, и собирает — черепок до черепка. Все вслепую через мешковину. Вот тут тебе и «знахарь», и «костоправ», и все, вместе взятое! Он же сквозь кожу все видит пальцами. Каждую малость поставит на место.
Антон повел плечами:
— Даже не знаю…
Микола Микитович кинул недокурок на землю, наступил на него сапогом, продолжал рассказывать о деде Ковбасе:
ebooksa