Потаенное судно

— А мой как озверится…

Выпустили черного духа из бутылки. Как его теперь укротить?

— Не дозволим руки на нас поднимать! — Брошен клич в распалившуюся толпу. И все, как по команде, вскинули белые палки вверх, замахали ими над головами.

Потапову спину продрало морозом — ну, заколотят, окаянные, насмерть. Тут же подумалось: «Хорошо бы побили — значило бы, заслужил полное доверие».

Настя словно угадала его желание.

— Слухай, что бабы говорят, мотай на ус. Не знаю, что скажет собрание, а моя така думка: походить тебе надо пока в простых коммунарах. Чтоб мы на тебя вблизи поглядели, шо ты за птица такая.

Бабы дружно поддержали Настю:

— Привык на тачанке!..

— По земле пешочком!..

Потап сбил шапку с горячей головы. Жарко и любо слышать такие слова. Привыкать ли ему к крестьянской работе? Забывал ли он ее когда-либо? Про тачанку сгоряча брошено. Потап всегда в гурту, всегда то в поле, то на току: то с вилами, то с топором. На тачанке другие по всяким надобностям разъезжают. Но пускай, пускай бабы говорят, пусть отведут душу. А ему уже хорошо, лед тронулся, остальное — работой докажет. Чудно жинкам: молотят бывшего председателя пуще подсолнуха, а он радуется, зубы свои стальные скалит.

12

Орехи — высокие деревья, в этом однажды убедился Антон Баляба. Его дружок Гнат Дымарь — худой, с длинным лицом, прищурковатый глазами хлопец — задумал летать по-птичьи. Гнат книжек много читает, от них, видимо, и родилась такая мысль. Позвал он как-то к себе Антона Балябу, предложил вместе строить «крылья холопа». Антону затея пришлась по душе. Он даже в конструкцию внес свои изменения: вместо сосновых планок, удерживающих весь размах крыла, предложил сделать камышовые — и легче, и прочнее. Дымарь согласился. Мастерскую открыли в густых зарослях болиголовы. Работа шла споро. Дня за два крылья были готовы. Своим размахом они напоминали коршунские. Только пахли по-иному: не птицей, а столярным клеем и старой материей.

Перед самым испытанием Антон предложил Гнату изменить название своего аппарата и поставить к «крыльям» вместо чужого и непонятного «холопа» близкого и всем ясного «коммунара». Из зарослей болиголовы друзья вынесли свое сооружение уже под новым названием.

Кому первому лететь? Вопрос важный и поставлен, что называется, ребром. Конечно, авторитет и приоритет были всецело на стороне Гната, Тошка мог только завидовать в этом Дымарю. Однако у Тошки был свой немалый козырь. Гнат вон какой: длинный да тяжелый. Крылья его могут и не понести. Тошка напротив легче и чуть ли не вдвое меньше ростом. Почему бы вначале не начать с малого? Затем, в случае благополучного исхода дела, по воздуху полетает и Гнат. Решено: Антон летит первым!

Для испытаний «крыльев коммунара» был избран самый высокий орех: ветви у него крепкие, надежные. Договорились, что Антон направит полет в сторону поливного огорода: там простору много и для посадки мягко.

Когда Антон поднялся на вершину дерева, его обдуло таким ветром, он так прозяб, что даже подумал: «Краще бы я Гнату уступил свое место». Но слабость была недолгой. Он продел руки в веревочные петли под крыльями и перестал дышать. Сердце его заколотилось больно и гулко. Тело сделалось невесомым. Присев по-птичьи, оттолкнулся от опоры, повис на крыльях. Чудеса: летит! Он и вправду какое-то мизерное время пружинил на воздухе. Но затем сооружение его хрустнуло всеми суставами, крылья превратились в обыкновенные тряпочные лохмотья. Антон тяжело грохнулся на вспаханную землю, закатил глаза и стал зевать беззвучным ртом.

Вездесущий дядько Сабадырь оказался рядом. Он толкнул в лопатки окаменевшего от ужаса Гната Дымаря, чем вернул его к реальности, не затыкая горла, свистнул пистоном, махнул рукой в сторону колодца. Дымарь — хлопец с понятием, сообразил, что от него требуют, мигом доставил ведро воды Сабадырю. Садовник черпал воду из ведра ковшиком руки и поливал посиневшее Антоново лицо до тех пор, пока тот не заморгал своими длинными черными ресницами. Антона долго тошнило, все нутро выворачивало наизнанку. Потом полегчало. Только на какое-то время тупая боль поселилась в затылке…

За дядьком Сабадырем хлопцы и девчата следуют целым выводком. Все тут. О Йосыпе, Гнате Дымаре и Антоне говорить не приходится: как вишневым клеем к дядьке приклеены.

— Ах, коханые мои помощнички! — похваливает всех Сабадырь. И тут же поучает: — Фрукта, она тоже обращение любит. К примеру, иные ее трясут. Падает она, о землю стукается. Потом с нее же и спрос: что, мол, подгнивать начала. А она, коханые, совсем не виноватой оказалась.

Пацанва воспринимает слова как команду. Вместо того чтобы трясти ветки или сбивать плоды палками, мигом карабкается на деревья, бережно снимает, скажем, груши, укладывая их, холодные, к теплому животу, за пазуху. Спустившись по-кошачьи вниз, каждый торопится опростать полу рубашки над корзиной и снова гай на дерево.