Потаенное судно

22
18
20
22
24
26
28
30

— Мы думаем иначе. Вчера на бюро разговор у нас состоялся… Так вот. — Волноваха сверкнул синевой глаз из-под густых, белесо-рыжеватых бровей, покатал желваки на скулах — видно было, волновался человек. — Нам поступил из центра запрос: выделить на киевские курсы птицеводов лучших людей. И мы бы хотели послать на учебу Полину Денисовну — нашу ударницу. Нехай она набирается науки, чтоб жить по-новому, по-советскому ладу!

— Горько-о-о!.. Горько-о-о!..

Застолье надрывало голоса. Молодые привстали растерянно. И не понятно было, чем они так смущены: то ли криками «горько», то ли сообщением секретаря райкома, которое сулило им в первые же месяцы супружества долгую разлуку. Но разве в такой суматохе соберешься с мыслями, разберешься в своем чувстве? Потом на свободе они все обдумают, обговорят, а теперь что — целуйся, раз громада настаивает, смейся-улыбайся гостям, держи голову на высоте, как того требует приличие.

Застолье уже начало рассыпаться. В общий гомон врезался высокий женский голос:

Ой, ходила дивчина бережком, Подгоняла селезня батожком…

Гурт молодиц, толпящихся в сенях, завел самостоятельную песню-шутку:

Ой, болит моя головонька Та й межи плечами. Треба мени дохторика З черными очами. Ой, не того дохторика, Що вин дохторуе, Але того дохторика, Що гарно цилуе.

Гармонист, решив, что наступило его время, развернул мехи, дохнул басовитыми вздохами, долго бродил вокруг да около, собирая в одно мотивы разных песен. Затем не для танца, а, видимо, просто так, для общего настрою заиграл старинный вальс «Над волнами».

Открыв задвижку трубы, отставив массивную железную заслонку печи, у ее черной пасти топтались два изрядно захмелевших мужичка. Курили, выдыхая клубы дыма, поглощаемые печью. Спорили, беря друг друга за петельки, о своем участии в гражданской войне, никак не могли доискаться до истины.

— Ты удирал от красных?

— Хто, я? Ни в какую!

— А хто ж удирал?

— Бывало, як зарядю свою орудию, як жахну — так все деникинцы рассыпаются, як горобци!

— Ты?..

— Я!

— Ты ж у Деникина служил артиллеристом?

— Ну?

— Чего ж деникинцы рассыпались, як горобци! Рази ж ты по своим жахал?

— Хто, я?

— Ты!

— Так я ж кажу, як зарядю свою орудию, як грымну — они хто куда!

— Хто?