Пигман навещал Клаудию и в Апхэм-холле. Он предложил ей после выписки уехать из Колумбуса: развеяться, посмотреть новые места, завести приятелей.
– Когда поправишься, я возьму тебя в рейс. Составишь мне компанию.
– Обязательно, – сказала Клаудия.
Ей было с ним хорошо. Хоть по возрасту Пигман годился Клаудии в отцы, заботился он о ней искренне и от всего сердца.
Доктор Стинсон выписал ее второго сентября семьдесят седьмого года, подтвердив свой последний диагноз: «шизофрения латентного типа».
Бобби приехал за ней на машине брата и увез домой. Он обещал, что с помощью Дено избавится от наркозависимости, найдет работу и станет для Клаудии надежной опорой.
Она ему поверила.
Клаудия забыла рассказать мне про встречу с новыми приятелями Бобби, а когда я ей напомнил, ужасно расстроилась. Один из них был светлокожим мулатом, Бобби называл его «Джокером», потому что тот беспрестанно сыпал шуточками. Клаудия в его обществе всегда испытывала неловкость, но Бобби объяснил, что Джокер вынужден сидеть на наркотиках, чтобы видеть в жизни хоть какую-то радость, так как ему диагностировали серповидноклеточную анемию. Только дурь, по словам Джокера, не давала жнецу, собирающему души, сделать над ним последний замах.
Другой приятель тоже был наркоманом. Его звали Рики[20] – бисексуал, высокий, тощий, с ярко-рыжими волосами и густой бородкой, всегда крайне мрачный на вид; Клаудия с содроганием понимала, что он без жалости убьет каждого, кто встанет между ним и дилаудидом[21].
Как-то раз в воскресенье, моя посуду, Клаудия подслушала разговор про статью на первой полосе «Колумбус диспатч» от одиннадцатого декабря семьдесят седьмого года.
Позднее, когда все ушли, она сама прочитала заметку.
Клаудия и сама работала официанткой, поэтому по спине у нее пробежал холодок. Ей стало жутко при мысли о двух мертвых женщинах, лежавших в морозной ночи. Носясь тем вечером между столиками под ритмы рок-музыки, она смотрела в стеклянные глаза пьяных мужчин и молилась про себя, чтобы никто из них не вздумал убить и ее.
Вернувшись тем вечером домой, она встала на колени перед картиной, изображавшей Иисуса в Гефсиманском саду, которую повесила над дверью в гостиной, и принялась шептать молитву за души убитых женщин.
Тогда она еще не знала, что это лишь первые убийства из длинной череды смертей и что они перевернут всю ее жизнь.
Январь семьдесят восьмого года выдался на удивление холодным. Город накрывала одна метель за другой. Столбик термометра день ото дня полз все ниже и ниже; газеты наперебой кричали про «смертоносные бураны» и «снежную катастрофу». Наконец в четверг, двадцать шестого января, на США обрушилась самая худшая пурга за всю историю страны – «Убийственная метель» с порывами ветра до восьмидесяти миль в час и жесткостью погоды[22] до минус шестидесяти градусов.
Незадолго до Рождества Клаудия уволилась из «Латинского квартала» и устроилась официанткой в стриптиз-бар «Картинная галерея». В вечер метели она, одетая лишь в тонкое коричневое пальто, взяла такси и вернулась домой раньше обычного – сразу после полуночи. Еще на лестнице она услышала голоса, а войдя в гостиную, увидела в кресле незнакомого мужчину.
– Лоди, это мой новый приятель, мы познакомились в бильярдном баре, – сказал Бобби. – Из-за метели он не может попасть домой, вот я и предложил переночевать у нас. Он поспит на диване.