2
Жизнь с Бобби становилась все тяжелее, и Клаудия не знала, как ей справляться. Лето выдалось очень жарким, на кондиционер не хватало денег. Все ее пособие – восемьдесят три доллара в месяц – уходило на оплату аренды (восемьдесят долларов). Остальные доходы – жалованье и чаевые – Бобби тратил на свои развлечения и наркотики.
Жизнь Клаудии свелась к череде одинаковых событий: работа в «Латинском квартале», сон по двенадцать часов в сутки из-за халдола и когентина, потом несколько часов сонного тумана. В дом частенько заглядывали друзья Бобби поболтать и выпить пива.
Однажды вечером в последнюю неделю августа Клаудию разбудили крики с заднего двора. Она подошла к окну столовой и выглянула сквозь жалюзи. В переулке двое мужчин держали молодую женщину со светлыми волосами. Они пырнули ее ножом, сели в машину и уехали.
Когда Клаудия рассказала об этом Бобби, тот велел ей не лезть не в свои дела.
– Не вздумай трепаться. Все равно ведь потом не пойдешь в суд.
Однако перед глазами у Клаудии по-прежнему стояла та картинка. Ничего не сказав Бобби, она обратилась к соседям, жившим через два дома, и попросила позвонить в полицию. Те сказали ей то же самое: «Не заморачивайся. Не твое это дело». Но когда Клаудия описала им жертву, соседка, волнуясь за пропавшую дочь, подходившую под это описание, все-таки пустила ее к телефону.
Приехали полицейские, однако соседи наотрез отказались открывать им дверь. Клаудии пришлось говорить с ними на улице.
Те ничего не нашли: ни тела, ни следов крови.
Все решили, что Клаудия бредит: мол, ей просто привиделось.
Бобби спросил, зачем она вообще принялась трепать языком.
– Ты, чертова самаритянка, когда-нибудь влипнешь по уши! Будешь болтать – кончишь как Вики Хэнкок.
Это так поразило Клаудию, что в последующие несколько дней у нее охрипло горло, и она потеряла голос. Она не могла ни есть, ни спать, поэтому через три дня после «поножовщины» попала в отделение неотложной помощи больницы университета штата Огайо, откуда была госпитализирована в Апхэм-холл.
Говорить Клаудия не могла, поэтому написала записку: «Я потеряла голос после того, как стала свидетелем убийства».
Медицинское заключение доктора Стинсона от двадцать шестого августа семьдесят седьмого года подтверждает рассказ Клаудии.