Кукловод. Кровь Солнца

22
18
20
22
24
26
28
30

Рамон был выродком. Слова «невозможно», «нельзя», «никто» и «никогда» лишь будили в его венах бешенство майянцев, заставлявшее их кидаться на страшных испанских собак, которых они боялись пуще лошадей и пушек, а заодно и тяжелую, медленную, но неостановимую ненависть, на которую способны только русские. Одно уравновешивало другое — и одно же усиливало другое.

Рамон слишком долго изучал демонологию, труды отцов-инквизиторов, общался с бокорами, шаманами и шарлатанами, посещал места, которые нельзя посещать, читал то, что читать точно не стоит — и потому верил в существование сил, в которые давно не верит большинство людей. Простая логика — так же в свое время он пришел к вере в Бога. Слишком большое количество совпадений невозможно. Это противоречит закону природы, если угодно. Хотя, если слегка напрячь мозг, можно понять, что законы кто-то установил. И мир не может быть порождением Хаоса — диковинно огромного количества совпадений.

Вот тогда и пришли к нему, полукровке, с русской душой и разными глазами, куклы. Его куклы. Он понял, чего он хочет — войны. И понял, как ее выиграть. Можно найти террориста-одиночку, маньяка, самостоятельную группу, но нельзя найти человека, который убивает, сидя дома.

Кукла, как уже было сказано выше, никогда не была для Рамона просто более или менее удачной копией человека. Нет. За куклой он признавала право на что-то большее. Нет ни одной древней религии, в которой куклы в том или ином обличии не появлялись бы. Нет ни единого вида колдовства, шаманизма, ведовства, где не была бы она — кукла, ее величество. Совпадение?

Тем лучше. Поняв, чего именно ему надо, Рамон отбыл из России и пропадал где-то у черта на рогах еще года три.

Нашел ли он, что искал, или нет? Скорее, нет. Потому, что вскоре после его возвращения, к нему пожаловал Серый Шут, признав за исканиями Рамона право на осуществление. Рамон нашел не там, где искал, но какая разница, кто дает тебе волшебный меч, чтобы убить дракона?

— Значит, вы хотите войны? Нет. Думаю, что вы ее не хотите. Думаю, кстати, что вскоре вы будете мечтать о мире. А потом о смерти. Вы обрекаете людей на ад на земле. В богатой стране люди умудряются умирать с голоду. Вы не хотите войны. Но ее хочу я. И мои куклы. Вы считаете себя кукловодами? Пусть так. Я дам вам настоящего мастера, чьего уровня вам не достичь всем скопом. Я сломаю систему и весы в своем городе. Я научу вас тому, чему вы научили других — бояться и ощущать полную безнадежность, — Рамон говорил вслух, по своей привычке, обретенной еще в юности, когда оставался ночами один. Его тонкие, но жесткие пальцы тем временем натирали лицо безымянной еще куклы воском, — а что до моей души, так это пусть решает Господь. Я рискну. Я верну слову «плохо» его истинный смысл. Пусть даже в этом убогом городе.

5

— Эй! Брюнет! — Раздалось сзади.

Рамон даже на миг не задумался, кто это и к кому обращаются. Тут он был совершенно один, и место было прекрасным — бежать ему было некуда. А почему он так твердо заранее знал, кто это, совсем просто. Слишком много издевки, слишком много удовольствия от предстоящего, слишком силен запах крови, пока еще не пролитой, и слишком пьян голос от будущей безнаказанности. Рамон не спеша обернулся, бубня себе под нос: «Жили две подружки — змея и лягушка. Раз пошли они гулять. А змея забыла, что они подружки, и лягушку съела. Погуляли…» Договаривать он не стал, рифма была просто очевидной. Как и то, кого он увидел. Краса и гордость. Воплощение великорусского идиотизма. Трое крупных, крепких парней, бритых наголо, в коротких куртках, тяжеленных ботинках, в которые заправлены были штаны стиля «милитари». Скины. Господи, Твоя воля. Все в его дурацкой земле, как звал он Россию, идет через одно место. Это же надо додуматься — собраться для святого, как им, дуракам, мерещится, дела и принять символику нацистов. В стране, где нет ни одной семьи, так или иначе не пострадавшей от войны. Тупость, подражательство и незнание истории. Но это у них, у мартышек этих. У тех, кто стоит за ними, знания всегда на высоте, за это люди, обладающие знаниями, получают очень хорошие деньги. Если бы дураков, которые ищут виноватых в своих бедах среди гостей из республик Кавказа и Средней Азии, просто подвели к мысли, что в России были свои скины, носившие простое и понятное русскому уху название «Черная сотня», бороды, картузы, рубахи навыпуск и сапоги с рыпом, куда так легко уходил засапожный нож, пиджаки, под которыми так хорошо прятался до поры кистень — движение получило бы поддержку населения его дурацкой земли. А кому это надо? Уж точно не тем, кто создал и спонсирует движение скинов. Вроде, клапан для спуска пара есть, а вроде бы, и направить пар в нужное русло проще пареной репы. Все просто, как все гениальное. Интересно, а серьезные люди из регионов Кавказа и Средней Азии дают на это деньги? Очень даже может быть.

Разумеется, думал он в этот момент не об этом. Это были старые, давно прожеванные мысли, легшие кирпичиком в фундамент его дикого мировоззрения. Сейчас он думал о том, как остаться живым и самое главное — как не дать крови майя ударить в голову в неподходящий момент. Тогда он погиб. Шансы тут есть только в случае равнодушия. Крови он не боялся, чужой смерти — тоже. Мораль социума, который не дает человеку выжить в случае нападения, угрожая тюрьмой, после жизни на Гаити и еще в паре мест, для него была просто пустым звуком.

— Слушаю вас, ребята, — сказал он, представляя, как он выглядит — черная пиджачная пара, легкая кожаная куртка-френч, красная рубаха, шейный шелковый платок, изящные, легкие туфли и все это при описанной уже внешности. Мечта. Чурка, пойманный на месте преступления — ясное дело, что на такой прикид (учитывая «Роллекс», платиновые запонки, тяжелые кольца на левой руке) не заработаешь, если не впиться в яремную жилу на шее многострадальной матушки-России. Все. Хана.

— У нас к тебе вопрос, брюнет. Мы с друзьями никак не можем решить, кто ты такой будешь. Боимся, не вышло бы ошибки, — с иронией заговорил средний из трех богатырей. Явно же он был и лидером этого звена карательного отряда.

— Воспитанные люди говорят «вы», — спокойно отвечал Рамон.

— Извините. Не скажите ли вы нам, чертова нерусь, откуда вас нанесло и к какому убогому народу вы принадлежите? — С некоторой даже искательностью спросил, опять же, средний.

— А вам, простите, какая разница? — Так же вежливо и кротко осведомился Рамон.

— Самая простая. Если вы вдруг окажетесь не тем, кем нам представляетесь, то, не исключено, что мы расстанемся в мире и согласии, — парень явно оказался лидером не случайно. Начитан. Тренирован. Неглуп. Это точно не случайность, этого парня в группу дебилов (которых точно куда больше трех, не здесь, а вообще) сунули люди знающие. Они его и выпестовали. Двое других — просто «боинги», не более. Смеяться они смеются, но не факт, что понимают, что тут самое смешное.

— А, вот оно, что… Ну, с моей внешностью уверять, что я приехал сюда из Архангельска и происхожу из старинной и уважаемой семьи староверов-поморов, было бы несколько, полагаю, опрометчиво, — деликатно отвечал Рамон. Кстати, он говорил чистую правду. Его матушка как раз и происходила из такой семьи. Вот такая вот дикая, гремучая смесь.

— Если подумать, то да. Опрометчиво и очень обидно. Для любого русского, — глаза лидера стали понемногу наливаться тяжелым, серым льдом. Так.

— Ребята. Скажите честно — кем вы хотите, чтобы я оказался? Кто я на самом деле, вам ведь наплевать. Чеченцем? А не испугаетесь? Арабом? Грузином? Решайте уже, приняли вы меня, остолопы, — Рамон чувствовал, как где-то, среди далеких пирамид Южной Америки, заворочались в толще земли его предки, их бешенство сейчас стрелой неслось через океан, чтобы ударить ему в голову и тогда будет поздно. Кровь северян пока что не забурлила, к счастью, а потому держала его в узде.