Клава намотала на ноги толстые шерстяные портянки, натянула кирзовые сапоги. Встала, притопнула, сняла со стены полушубок со вздетым поверх дождевиком.
— Да ты что, иль без завтрака?
— Не хочется…
— Ведь на целый день… Поешь!
— Некогда, мама. И так проспала.
— Да как это некогда! — рассердилась Марфа Сидоровна. Но Клава в ответ озорно блеснула глазами из-под толстого, низко спущенного на лоб шерстяного платка и юркнула в сени.
«Ускакала… — Марфа Сидоровна из чайника на плите наливает стакан чая и садится за стол. — Теперь до вечера голодом… Нисколько себя не жалеют. Думают, износа не будет».
Старуха отхлебывает мелкими глотками душистый чай, греет о стакан ладони и думает. Думы привычные, они бегут, как ручеек по пробитому руслу. Одни заботы сменяются другими. Вот дочка и зоотехником стала. Экзамены еще не сдала, но сдаст: она упорная. Теперь о другом забота: двадцать четвертый Клавдюшке доходит. Пора и замуж. Марфа Сидоровна понимает, что значит лишиться дочери. Засохнет тогда она одна, да еще при таком здоровье… Но все равно мать — не враг своему дитю. Лишь бы ей ложилось. Колька-то Белендин хороший паренек — работящий, уважительный, так она нос воротит. Похоже, к этому, Игорю Гвоздину, сердце лежит. Увидит ли счастье с ним? Свои деревенские-то проще, покладистей…
Река бесновалась. Вода, летом такая тихая и ласковая, теперь была серо-свинцовой, тяжелой. Упругими, сплетающимися струями она стремительно выкатывалась на гальку, билась в прибрежные кручи, в корни подмытых деревьев, но особенно доставалось разбросанным по руслу округлым валунам. Некоторые из них, более мелкие, река захлестнула, и камни напоминали о себе лишь надувшимися седыми бурунами. Огромные же увальни река не смогла утопить и яростно злобилась: бурлила, кипела вокруг камней, бросала наверх белые шипящие брызги, а те, замерзая, превращались в толстые голубоватые ледяные шапки.
Клава и Пиянтин спешились, привязали коней к березе и спустились к реке. При одном взгляде на воду у Клавы по спине под теплым полушубком побежали мурашки, а Пиянтин цокнул языком, покачал головой.
— Худо…
Они пошли по течению. За белесым, вросшим в землю камнем на косогоре стояла лиственница. Неизвестно когда, возможно, задолго до рождения Клавы, бурной ночью молния вонзила свою огненную стрелу в вершину лиственницы. Дерево вздрогнуло, вскинуло корявые сучья-руки — и так стоит с тех пор, точно помощи просит…
Река, уклоняясь вправо, пошла шире, спокойнее, но метров через двести крутые берега снова стиснули ее, и она с рычанием и ревом взлетала на камни, падала и снова взлетала.
— Вот тут в войну перегоняли…
Пиянтин, ничего не сказав, смотрел на пороги. Клава понимала его: кони исхудалые, если не справятся с течением, их понесет вниз. А там все… Поминай, как звали.
Пиянтин спрыгнул под берег и, прячась от ветра, присел там, достал из кармана трубку, кисет.
— Малость курить надо, малость думать…
— Некогда думать. Место не нравится? Давай поищем другое.
— Лучше нет… Моя река знай.
— Так чего же тянуть, если нет лучше? Надо успеть… Вода скоро прибудет. Поезжай к табунщикам. Гоните.
ebooksa