— Почему? Мою, только не каждый день.
— Оно и видно… Поставь воды.
У Кольки мытье и особенно вытирание посуды занимает всегда уйму времени, а Клава все сделала в несколько минут. Как завороженный, Колька не отрывал взгляда от маленьких рук девушки. До чего они ловки, проворны!
Ужинали в горнице. Колька, обжигая пальцы, дуя на них, выхватывал из чугунка для гостьи самые разварившиеся пухлые картофелины. Клава благодарно Кивала, а Колька подкладывал ей ломти хлеба, пододвигал чашку с капустой.
— Ешь. Самая народная еда… Нет, как ты, понимаешь, надумала?
— Что надумала?
— Да зайти. Здорово!
Клава, склонясь над тарелкой, улыбалась.
Говорили разное, серьезное и пустячное. Клава была довольна, что своим приходом встряхнула Кольку, что ему приятно ее присутствие. А Колька без умолку шутил, смеялся и все время думал об одном и том же: «Вот так бы завтра, послезавтра, каждый день до самого конца, понимаешь… Эх, и счастье! Больше ничего не надо».
— Клава, а как с институтом? Закончила?
— Госэкзамены остались. Очень уж со временем туго.
Колька сочувственно кивнул и, опустив голову, осторожно спросил об Игоре.
— Работает?
— Да, главным зоотехником совхоза.
— Сразу главным, понимаешь! — удивился Колька. Ему очень хотелось узнать, встречаются ли они, но спросить он никак не решался.
Клава положила вилку, отодвинула тарелку.
— Мне пора. Мама заждалась.
— Да посиди. Рано еще. Вон только четверть десятого. — Колька глянул на ходики, потом на свои наручные часы. — А на моих так меньше.
— Нет, Коля, пойду, — Клава, отворачиваясь от умоляющего Колькиного взгляда, решительно встала. А Колька скис. Мотнув головой, точно отбиваясь от чего-то назойливого, он медленно, с явным сожалением тоже встал. Помог Клаве одеться, осторожно тронул, ее за рукав.
— Клава! Даже не знаю, как сказать… Вот, понимаешь, ночь, и в темноте огоньки… И ты вот зажгла такой огонек.