— Мало ли чего там написано! Вчера еще было.
— Проса не сеем, а пшенкой душат. Прохвост, ваш этот Гвоздин! — Кузин покрутил головой, точно галстук душил его.
— Гражданин, вы осторожней на поворотах!
— Ты не рявкай, а принеси две коклеты… Иль сколько закажем? И чаю.
— Подожди, Григорий Степанович, — посоветовал Ковалев.
— А чего годить? Не был тут и не приду больше.
— Спокойней. Я сейчас. — Ковалев встал, ища кого-то глазами, Кузину сказал: — Попробуем вступить в дипломатические переговоры.
Ковалев, всунув голову в раздаточное окно, поговорил с кем-то, затем нырнул в боковую дверь, оттуда прошел к буфету.
— Порядок. — Он вернулся к Кузину. — Шницели приготовят. Грибки есть. Водочки заказал.
— Это ты зря.
— Для встречи. По стопке.
— Бросил я это дело. Начисто!
— Со здоровьем плохо? На вид ничего.
— Время, брат, и железо ест.
Когда официантка поставила на стол грибы, а потом и маленький пузатый графинчик, Кузин потер ладони и крякнул.
— Ладно уж, за встречу. Только чтобы… — он показал глазами на графин, — первый и последний. А знаешь, мой Васятка осенью медведя ухлопал. Истина! Матерый медведище! Васятка со старенькой берданкой, а дружки его совсем без ничего, с палками. Вот ведь обормоты!
— Здорово! — восхитился Ковалев, все время думая: как Григорию Степановичу удалось миновать падеж? Возможно, он заливает, на пушку берет? — Да сколько ему лет, медвежатнику?
— В четвертом. Учиться, дьяволенок, никак не хочет. Снарядит его Анисья в школу, наказов всяких надает, а он как за порог — портфель в сено, а сам в тайгу. — Кузин рассмеялся, явно гордясь выходками приемыша. — Ну, давай! За встречу!
Поймав на вилку скользкий гриб, Кузин с хрустом прожевал его, потянулся за другим.
— Ничего, скусные. Конечно, не чета домашним, но есть можно, даже вполне. У моей старухи цветок имеется с такими пестрыми листьями. Забыл, как она его называет, бегония, что ли. Положишь листок этого цветка на влажную землю — через два-три дня корни из себя обязательно пустит. Вот и ты таким цепким оказался. А я, по совести сказать, полагал — до первого ветерка. Сорвет, думаю, и понесет как перекати-поле. Сколько их, всяких, приезжало! Счета нет…