Ковалев давно не пил, и теперь, после второй рюмки, чувствовал, как столичная, согревая его, перебирает каждую жилку. Он рассмеялся и сказал:
— Держусь пока.
— Молодец! Прямо скажу. — Кузин достал из кармана железную банку из-под зубного порошка, газету, свернутую по размеру цигарки, спички. — Пока твоего шмицеля дождешься…
Ковалев подумал, что Григория Степановича голыми руками не возьмешь — хитрый. И слова, он коверкает умышленно: дескать, видишь, какой я сиволапый, а в жизни разбираюсь.
— Сейчас принесут. Подожди курить. Вот «Беломор» Урицкого.
— Кашляю я от них… А помнишь шумиху с пшеницей? Ты тогда взял сторону Гвоздина, этого проходимца. Ведь держал?
Ковалев отвел глаза к окну, на котором сиротливо маячил горшок с полузасохшей геранью.
— Сам знаешь — новому человеку нелегко разобраться в обстановке. А я тогда только приехал. Думал, как кормовую базу создать. Ведь скот дох.
Открытое признание Геннадием Васильевичем своей прошлой ошибки понравилось Кузину, но он не преминул назидательно добавить:
— Не узнавши броду, говорят, не лезь в воду. А ты полез. Теперь, поди, не сказал бы такого. Знаешь, как наши соседи из Оймона осваивали горную целину? Трактора разбирали и лошадями наверх затаскивали. Комбайнов сколько побили. У них каждое зерно золотым стало. А ты хотел, чтобы и у нас так было.
— Не хотел… — буркнул Ковалев. — Говорю — о кормовой базе беспокоился.
Официантка принесла шницели. Около обжаренного куска мяса — ломтики картофеля, четвертушка дряблого соленого огурца, кругляшок поджаренного яйца. Все это Кузин рассматривал с любопытством и удивлением. Наклоняясь над тарелкой, жадно тянул в себя воздух.
— Ишь, подлые! Захотят, так сделают. А то пшенка… Эй, девка, чаю мне два стакана, да погуще!
А Ковалев между тем думал о том, что Григорий Степанович главного — как он хозяйствует на новом месте — не сказал, все вертит вокруг да около. Как вытащить из него это главное? А возможно, нет у него ничего за душой? Просто цену себе набить старик старается. Побрезговали, мол, тогда, а я вот каким оказался, получше вас, образованных.
— Раз уж такое дело — давай еще по стопке. Под шмицель. Я ведь в молодости крепким насчет этого был. Литру закину — и хоть бы что, ни в одном глазе, даже баба не заметит.
Когда съели шницель, официантка принесла крепкий чай. Кузин, весь розовый, кажется, помолодевший, прикоснулся к стакану.
— Горячий… Люблю горячий и чтоб густой. — И начал мастерить толстую самокрутку. — Кормовая база — для нас главное. Это ты правильно. Но и тут надо опять же с разбором. Скажи, кукуруза у тебя хорошо родит?
— Смотря какой год и где посеяна.
— Вот-вот… — горячо подхватил Кузин. — Где посеяно и что посеяно.
— Согласен, Григорий Степанович. Я вот как раз об этом и хотел говорить в райкоме. Условия наши особенные. У нас все или почти все зависит от сорта семян. А мы до сих пор кустарничаем. Садим, что придется. От нас пока требуют площади. Сей вот столько-то, и все!
ebooksa