Дороги в горах

22
18
20
22
24
26
28
30

Хвоев вернулся к машине и несколько секунд стоял, задумчиво глядя в одну точку.

— Садись, Миша, за руль. К сопке надо проехать, пшеницу посмотреть. Доберемся?

— Время… — шофер взглянул на часы.

— Успеем, рыба не уйдет.

Хвоев поднялся на пригорок, где среди травы и кустарника выделялась луковой зеленью небольшая круговина пшеницы. Высокий, грузный, в шелковой рубахе с закатанными рукавами, он тяжко отдувался и приподымал кепку, обнажая круглую голову.

День выдался тусклый. Вязкая, похожая на туман, мгла затянула от края до края небо. Опускаясь все ниже и ниже, она нагнетала парную удушливую жару. Окутанные дымкой горы, кажется, осели и задремали в истоме. Да и все кругом, разомлев, задремало. Даже неугомонные жаворонки, и те пели мало и неохотно.

Хвоев, дойдя до края пашни, сорвал крупный колос, тщательно растер его, провеял. Раздвигая доходящие до плеча стебли, пересек посев. Опять он срывал колосья, растирал их, отвеивал мякину. И каждый раз на широкой ладони оставалось несколько тощих зерен. Они казались жалкими, сиротливыми. Хвоев бросил зерна в рот и, медленно разжевывая их, думал: «Да… Белки рядом. Вот они… Какой тут урожай. Жаль… А сеять только ради соломы какой смысл?»

Глава восьмая

Игорь сбросил с себя одеяло, сел, опустив босые ступни на коврик. Затем нащупал на спинке стула пиджак, засунул руку в карман. Вот оно, письмо! Порвать, сейчас же порвать. А вдруг завтра спросят? Зачем рвать? Пусть лежит, он все равно им не воспользуется.

Игорь опять лег. В открытую форточку ночь заплескивала прохладу, смешанную с бурливым шумом реки. Чтобы скорее заснуть, Игорь закрыл глаза и попытался ни о чем не думать. Но не тут-то было! Мысли не воробьи, их не отпугнешь. Вспомнился почему-то отъезд из Верхнеобска. Шебавино манило его Катунью, горами, тайгой, но когда поезд медленно тронулся, ему до слез стало жаль уплывающий город, школу, ребят, с которыми учился… Он даже жалел о своем дворе, ничем, впрочем, не примечательном.

А вот с Шебавином он расстается безо всякой жалости. Как будто и не жил здесь. Это, наверное, потому что Клава тоже едет. А что, если бы Клава узнала о письме?» — подумал вдруг Игорь и, стиснув зубы, уткнулся в подушку.

Автобус проходил Шебавино в шесть утра. Мать разбудила Игоря в пять. Отец поднялся тоже. Засунув руки в карманы пижамы, ходил по комнате, курил и кашлял.

Мать приготовила чай.

Игорь сел за стол, а самому не терпелось вырваться из дому, увидеть Клаву.

— Кажется, пора, — сказал он, взглядывая на стенные часы и отодвигая недопитый чай. — Пока дойду…

— Ну что же, — встал отец. — Счастливо! Пиши чаще. Провожать не пойду.

— А я провожу.

— Зачем, мама? Спи.

Мать не успела ничего ответить, как Игорь ткнулся губами в ее пухлую щеку, затем в сухую, колючую — отца и схватил увесистый чемодан.

— Деньги потребуются — не стесняйся. Письмо передай. Брось эти амбиции. Для тебя стараемся…