Дороги в горах

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ой, какая ты молодец! — Эркелей схватила подругу за локоть. — Сегодня же приду. Нет, завтра, пожалуй. — Девушка вдруг задумчиво прищурилась и тихо сказала: — А у нас ведь тоже есть известка. Почему я не догадалась?.. Я лучше принесу из дому.

Зашел Ковалев, следом — Бабах в распахнутой фуфайке, из карманов которой торчали небрежно засунутые рукавицы. Развалисто ступая, он неторопливо, с достоинством пересек комнату и опустился на лавку. Вид у него был разморенный, но довольный, как у человека, который много и ладно потрудился и все сделанное радует, веселит его душу.

— Бабах, я даже не думал, что ты мастер по плотницкому делу, — сказал Геннадий Васильевич, присаживаясь к шаткому сосновому столу.

— Все понемножку можем… — Бабах достал из кармана коротенькую трубку. — Теперь меньше корма потребуется. Коровы не будут его затаптывать.

Приход Геннадия Васильевича насторожил Клаву, Боясь, что Ковалев опять начнет неприятный для нее разговор, она, поправляя мелкими торопливыми движениями цветной полушалок, сухо бросила:

— Мне пора!

— Ты, Клава, одна теперь живешь? — запросто спросил Геннадий Васильевич, будто давно знал девушку.

— Одна…

— Да… — Ковалев вздохнул. — Незавидные дела… Что говорят врачи? Долго пролежит Марфа Сидоровна?

Клава сдержанно ответила, но Геннадий Васильевич задавал все новые и новые вопросы. При этом он смотрел на девушку тепло, заметно тронутый ее участью, и Клава, сама не замечая как, разоткровенничалась, рассказала, что все время мечтала стать зоотехником, работать в родном колхозе, но ничего не вышло. А теперь еще мать заболела, и жизнь, действительно, оказалась несладкой.

— Зоотехник колхозу нужен, очень нужен. Без зоотехника не делается самого необходимого. — Геннадий Васильевич помолчал, теребя пальцами курчавую бородку. — И не только зоотехник требуется колхозу, а вообще люди, особенно грамотные. Почему пошла в райпотребсоюз?

— Я… Я хотела на ферму устроиться, а мама не разрешила, — сказала в замешательстве Клава и тут же, спохватись, подумала, что ответила опрометчиво, по-детски, даже глупо. Досадуя, она решительно повернулась к двери.

Геннадий Васильевич поднялся.

— Будет, Клава, свободное время — заходи. У нас веселее, чем в конторе. Живое дело.

Глава десятая

В понедельник Клава, придя в контору, впервые заметила, что загроможденная столами комната мрачная и насквозь пропитана тошнотворным махорочным дымом.

— Клава, перепиши-ка вот эту ведомость. Только без ошибок и поаккуратней! — Лукичев внушительно смотрел поверх очков.

Она взяла ведомость и будто невзначай покосилась на часы. Пятнадцать минут десятого… «Ой, как долго до обеда. А шести, кажется, и не дождешься вовсе».

Переписывая цифры, Клава вспомнила Ласточку. «Сколько времени не видала меня, а сразу узнала. Стоит в углу, как сиротка. Так индивидуалисткой и осталась». Клава беззвучно рассмеялась. Ей пришло на память, как Эркелей намеревалась обмануть злого бога Эрлика.

В обеденный перерыв сотрудники поспешно разошлись кто домой, а кто в чайную.