Дороги в горах

22
18
20
22
24
26
28
30

— Федор Александрович, что это вы сегодня не торопитесь? — спросила Клава, надевая жакет.

— Решил почитать. Перекусить я с собой прихватил. — Балушев достал из стола толстую книгу и сверток с едой. — Почему вчера не заходила?

— Вчера на ферме была. Мама интересуется, а я ничего не знаю… Вот и ходила.

— Ковалева видела?

— Видела.

— Зоотехник, важный пост занимал в Верхнеобске. По своему желанию к нам приехал.

Клава вспомнила вчерашний разговор с Ковалевым, и ей стало не по себе. Стараясь не показать смущения, она, накидывая полушалок, спросила:

— Что читаете? Романом увлеклись?

— Увлекся, но не романом, — Федор показал заглавие книги.

— «Организация животноводства в колхозах». Зачем это вам? — удивилась Клава.

— Любые знания не бывают лишними. На днях должен состояться Пленум ЦК по животноводству. Много нового будет. Вот и читаю… Клава! Я думаю: почему ты заочно в институт не поступила?

— Сама не знаю. Я тогда так растерялась, что ничего не соображала. Даже документы не взяла. После прислали. А потом нет особого желания. Говорят: курица не птица, заочник не студент.

— Ну, это для красного словца говорят. А учиться надо. При желании заочно можно получить не меньше. Иди, а то не успеешь пообедать.

«Маме надо сказать о Пленуме. Обрадуется она», — думала Клава, и сама ощутила радость. Ей казалось, что ее серая, однообразная жизнь чем-то нарушилась, что-то сдвинулось в ней, оживилось. Но чем нарушилась и что сдвинулось — Клава не понимала. Она чувствовала только, что настает какое-то пробуждение, ею овладевают беспокойство и нетерпеливое ожидание. «Возможно, это потому, что скоро Игорь приедет. В феврале каникулы. Он писал», — думала Клава, но тут же убеждалась, что не только потому. Есть что-то еще не осознанное. Приезду Игоря она, конечно, очень рада, ждет его с нетерпением. Клава, волнуясь, не раз представляла себе встречу с ним. Интересно, какой он теперь? Изменился, наверное… А мамаше Игоря их встреча, конечно, не понравится.

…Клава стала наведываться на скотный двор. Ее тянуло повидаться с Эркелей, посмотреть на свою любимицу Ласточку, узнать, что нового на стоянках. Но за этими простыми причинами крылась еще одна, порожденная любопытством и настороженным чувством. Ей хотелось знать, как работает Ковалев, что он сделал такого, что не делала ее мать.

Вначале она не заметила никаких изменений. Все шло, как при матери. Правда, комнату побелили и по стенам развесили красочные плакаты. В них рассказывалось о правилах дойки коров, о том, как собирать шерсть-линьку, как приготовлять для скармливания грубые корма. Потом Клава узнала, что Ковалев организовал зоотехническую учебу. Эркелей с восхищением рассказывала, как хорошо он объясняет: «Все, все понятно». Слушая подругу, Клава с горечью думала: «Мама тоже говорила об учебе. Только сама она не могла. Ждала, когда я зоотехником стану. И о яслях все время беспокоилась. Но Григорий Степанович говорил, что нет плотников».

В один из выходных дней Клава, идя на ферму, издали заметила столпившихся в пригоне людей. Среди них девушка узнала Ковалева, Кузина, Чинчей и Эркелей. Что там случилось? Охваченная предчувствием недоброго, она ускорила шаги. Клава была совсем близко, когда из ворот пригона поспешно выскочила Эркелей. Клава окликнула ее, но та отмахнулась: дескать, не до тебя теперь. И Клава еще больше прибавила шагу. Она почти бежала. Еще из ворот девушка заметила лежавшую на снегу корову. Впереди стояли люди, корова была плохо видна, но по золотистой масти Клава сразу догадалась, что это Ласточка.

— Ой, что с ней?

Люди мельком оглянулись на девушку, но никто не проронил ни слова. Клава подошла ближе. Ласточка лежала, тяжело поводя боками, бессильно уткнув морду в грязный истоптанный снег.

— Кажется, отравление, — сказал Геннадий Васильевич.