Дороги в горах

22
18
20
22
24
26
28
30

— В тумбочку положи, — сказала Марфа Сидоровна. — Зина-то заходит?

— Бывает.

— Как они живут?

— Ничего живут…

Марфа Сидоровна высвободила из-под простыни большие костлявые руки с густыми веточками темных вздувшихся вен.

— Ну, а с работой как?

— Работаю… Делаю, что заставят.

Клаву тянуло открыться матери, сказать, что работа ей уже опротивела. Надоело с утра до вечера переписывать непонятные цифры, линовать бумагу, а другого интересного, Прокопий Поликарпович почему-то не поручает. Не доверяет, что ли? Но Клава ничего не сказала. Мать и так осунулась, морщин заметно прибавилось. Зачем лишнее беспокойство?

— Мама, тебе полегчало?

— Искололи всю… Будто лучше немного. Как там на ферме? Не слыхала?

— Нет… Собираюсь все сходить, да некогда.

По тому, как мать отвела в сторону глаза, стало понятно, что она недовольна. «Сходить надо. Сегодня же схожу», — мысленно решила Клава и вдруг, нарушая строгую тишину, радостно вскрикнула:

— Да, совсем забыла! Эркелей недавно встретила. Смеется, как всегда… Серьги новые, большущие. Она теперь тут, на старом дворе. Приглашала на Ласточку полюбоваться.

— Я наказывала Чинчей, чтобы Ласточку пригнали… Слабая… Отелится скоро. Ну, еще что наговорила Эркелей? — Марфа Сидоровна, морщась от боли, повернулась на бок, подвинулась ближе к дочери.

— Еще?.. Еще, говорит, у них новый заведующий. Практику на председателя проходит. Черный, говорит, с бородкой, Эркелей, конечно, в него влюбилась. Знаешь ведь, какая она. В каждого нового человека влюбляется.

— Смешная девчонка. — Марфа Сидоровна улыбнулась, оживилась. — В руках ее надо держать.

Разговор пошел непринужденней.

Клава провела у матери около часа. Выйдя из больницы, она нерешительно остановилась. Что делать? Сидеть остаток выходного дома — скучно. Не лучше ли теперь же сходить на скотный двор? Посмотреть на дела, поболтать с Эркелей. Она обязательно насмешит.

…Скотный двор был закрыт решетчатыми воротами. Коровы, толкаясь, ели разбросанную кучами солому. Клава остановилась, отыскивая Ласточку. Но ее не было. Девушка открыла ворота и прошла под навес. Ласточка одиноко стояла в углу, опустив голову, будто о чем-то сосредоточенно думала.

— Ласточка!