В середине ночи что-то разбудило меня – и мой мир рухнул в одночасье, превратившись в зыбкий кошмар.
Я очнулся и обнаружил, что сижу на кровати, широко раскрыв глаза, и напряженно вслушиваюсь в тишину.
Затем мне почудилось, что я слышу едва ощутимый звук – постукивание в стену, – отдаленный призрак знакомого сигнала. Через насколько мгновений он повторился: один, два, три… погромче, чем предыдущий, но, казалось, наполненный тревогой и даже отчаянием и требующий немедленного ответа. Я было повернулся к стене с намерением ответить, но проклятый бес противоречия опять вмешался и принялся нашептывать мне о сладком чувстве отмщения. Она так долго и так жестоко мучила меня, не замечая моих сигналов! Что ж, теперь я помечаю ее!
Господи, помилуй меня, какая непроходимая глупость!
Весь остаток ночи я лежал не смыкал глаз, лелея свое упрямство и наслаждаясь сладостным чувством отмщения и… слушал… слушал… слушал…
На следующий день я встал поздно и, выходя из дома, столкнулся со своей домохозяйкой.
– Добрый день, мистер Дэмпьер, – сказала она. – Слышали новость?
Я ответил в том смысле, что никакие новости мне неизвестны, да и вообще не уверен, что хочу их услышать. Но скрытый смысл моего высказывания, как всегда, не дошел до сознания почтенной дамы.
– Ну, как жe! Я говорю о той несчастной больной молодой леди, что жила по соседству… буквально за вашей стеной… – протараторила она. – Как?! Вы ничего не знаете? Что вы! Она уже несколько недель как болела. А теперь….
Я бросился к ней.
– А теперь, – закричал я. – Что теперь?
– Она умерла.
Это еще не вся история. В середине ночи, как я узнал позднее, больная, очнувшись от долгого забытья после недели в лихорадке, попросила – это была ее последняя просьба, – чтобы ее кровать передвинули к противоположной стене комнаты. Ее сиделки подумали, что ее причуда – помутнение рассудка после тяжкого беспамятства лихорадки, но подчинились. И тогда несчастная, собрав усилием воли угасающие силы, попыталась восстановить прерванную связь – золотую нить чувства, прихотью судьбы возникшего между воплощением чистоты и невинности и чудовищным себялюбием законченного эгоиста.
…Что я мог сделать, как я мог искупить свою вину? Да и возможно ли обрести покой после того, что случилось? Особенно в такую ночь, как эта, когда видения и призраки, гонимые своевольными ветрами, наполняют бурю и тьму знаками и зловещими предвестиями, страшными напоминаниями и предзнаменованиями гибели и рока.
Этот знак – третий по счету. Когда это случилось впервые, мой разум еще не был готов понять и воспринять его. Во второй раз я ответил на него, но безрезультатно.
Сегодняшняя весть венчает «роковую триаду», о которой некогда писал великий Парапелиус Некромант.
Впрочем, ты человек практический и едва ли о нем слышал. Больше мне нечего сказать.
Мой друг закончил свое повествование. Сама мысль говорить о том, что услышал, уточнять, расспрашивать, показалась мне кощунственной. Я просто встал и пожелал ему доброй ночи. Всю силу сочувствия и симпатии к нему я вложил в свое рукопожатие и по его глазам понял, что он принял их.
В ту же ночь, одинокий, погруженный в скорбь и раскаяние, он отправился в Неведомое – в то дальнее странствие, откуда никто и никогда не возвращается.
Неизвестный
ebooksa