Бродвей: Бродвей. Мой собственный. Мания

22
18
20
22
24
26
28
30

— Подозреваемых, у которых могли быть побудительные причины, более чем достаточно, — сказал он. — Но нас интересует совершенно другое. Сумасшедшие типа Вальдо не готовят преднамеренного убийства. В основном они даже не знают людей, которых убивают. Летти вполне бы подходил под это дело, если бы не его стопроцентное алиби. Нельзя упускать из виду и такую возможность: часто случается так, что какой-нибудь тип совершает серию убийств, чтобы избавиться в конечном счете от своей жены или любовницы, грея себя надеждой, что все преступления газеты сбросят на какого-нибудь «садиста-монстра». Больше всего мне не дает покоя тот факт, что автор письма, адресованного в «Бродвей таймс», знал, что Джеральдина Маклайн была убита Вальдо. Об этом мог знать только Вальдо.

— Вот вы об этом знаете, — сказал Барт. — А для других полицейских это еще секрет. А Клаймитс?

— Не я убил Анжелу, друг мой, — сказал Романо. — Не я, клянусь вам! Клаймитса, естественно, допросят, но я ничего существенного от него не жду. Когда-то Клаймитс был хорошим полицейским, но алкоголь превратил его в безвольное существо. Однажды, кажется это было в полицейской школе, я присутствовал на лекции психиатра. Парень нам объяснил, что алкоголик — это неврастеник, но никогда не «монстр-садист». А мы ищем именно такой тип убийцы.

Романо вздохнул.

— Грязную работу я себе выбрал в жизни, — сокрушенно сказал он. — Мне передали, что со мной хочет поговорить наш начальник Сэнсон, самая отвратительная свинья, которую я когда-либо видел среди полицейских. Я ему позвонил, и он прочел мне проповедь в стиле «в противном случае убирайтесь из Полиции». Оказывается, ему намыл голову шеф, а тому надрал уши кто-то другой, еще более высокопоставленный. Мне скоро стукнет пятьдесят, и у меня такое впечатление, что дальше Бродвея я нигде не был. Я помню тот Бродвей, когда несравненная Элен Морган заходила в бар, садилась за пианино и аккомпанировала себе. Уже черт знает сколько лет я стою в списке на повышение, но из года в год меня сдвигают вниз. Возможно, свою карьеру я закончу регулировщиком дорожного движения на перекрестке, если и дальше дела будут идти так безнадежно. Моей дочери придется продавать гамбургеры, а не учиться в университете. Я чувствую себя в шкуре Чарли Уоррена.

— Кого?

— Чарли Уоррена. Он был шефом столичной полиции в Лондоне в 1888 году. Он не смог наложить лапу на Джека Потрошителя, и его вынудили подать в отставку.

Романо встал и начал вышагивать взад-вперед по просторной гостиной. На улице шел дождь, стуча косыми струями по стеклу.

— Меня смущают молоток и каустическая сода, — сказал Барт. — Ведь Вальдо всегда пользовался ножом. Он никогда не расчленял трупы, как Джек Потрошитель, хотя уродовал их основательно.

— Здесь я кое-что могу вам объяснить. Не забывайте, что я видел трупы еще теплыми. Этому типу сумасшедших нужны смерть и ужас, как нормальному мужчине нужна женщина. Это выше моего понимания, но в действительности это так. А молоток так же хорошо убивает, как и нож.

Барт едва сдерживал дрожь в теле.

— Ничего другого у вас нет? — спросил он. — Только эта тетрадь?

— Очень мало. Осмотр трупа дал не много. Перед тем как ее убили, Анжела, должно быть, красила волосы. Они были еще влажными под купальной шапочкой. Она ведь не была настоящей блондинкой.

Он посмотрел на Хейдена. Тот сидел молча, низко опустив голову.

— Девушка была абсолютно здорова, — продолжил Романо. — Никаких послеоперационных шрамов, ничего, кроме следа от эластичного пояса для чулок. Ни одного искусственного зуба. Нет даже пломб. Любопытная вещь, она пользовалась некоторыми хитростями… Нет, совсем не то, о чем вы подумали. У нее были фальшивые ногти, которые можно купить практически в любой лавке. Свои собственные она обрезала до основания. Когда думаешь, что она зарабатывала себе на жизнь танцуя обнаженной, поражает ее отношение к порядку в квартире. В тот вечер она переделала уйму дел: перекрасила волосы, приняла душ — занавеска кабины еще была влажная, убрала, можно даже сказать вылизала, квартиру. И ни на одном предмете ни единого отпечатка пальцев, кроме тех, которые миссис Летти оставила на телефонной трубке. Вальдо пришел уже после генеральной уборки. Но и после его ухода никаких отпечатков: ни на рукоятке молотка, ни на дверной ручке. Стерильная чистота да и только.

— Не нравится мне эта история с фальшивыми ногтями, — прервал его Барт. — Я прекрасно помню, что у нее были длинные, покрытые красным лаком ногти, которые она беспрестанно обрабатывала пилочкой.

— Ничего удивительного в этом я не вижу. Работая полицейским, быстро узнаешь, что люди, которые хотят что-то скрыть, всячески привлекают внимание к этому предмету, словно бросают вам вызов. Я знал одного мужчину, который носил парик и при этом регулярно пользовался расческой.

— У меня уже кружится голова от вашего хождения, — сказал Барт. — Садитесь, и я вам кое-что расскажу, что, возможно, будет для вас полезным.

Романо тяжело опустился в кресло и вздохнул:

— Вы хотите помочь мне? А мне казалось, что вы готовы скальпировать меня.