Бродвей: Бродвей. Мой собственный. Мания

22
18
20
22
24
26
28
30

— Они были в близких отношениях, как вы думаете?

— Платонических отношений с мужчинами Анжела не признавала…

— Вы правы, фамилия Денхайма фигурирует в ее дневнике, и я хочу с ним поговорить. Но у вас есть люди, которые интересуют меня в большей степени.

— И кто же это?

— Ваш рыжеволосый гигант. Он принес мне письмо Вальдо. Вы зовете его, если не ошибаюсь, Тарзаном.

— Орвил Кервиг? У вас поехала крыша, лейтенант. Он ведь еще ребенок! Анжела никогда не входила в связь с такими молокососами. Возможно, он видел ее фотографию в газете, но знать ее лично не мог.

Романо вытащил из кармана пиджака большую записную книжку черного цвета и пролистал несколько страниц, отыскивая нужное место.

— Послушайте, — сказал он, — я прочту вам несколько фраз из дневника мисс Браун. Запись сделана приблизительно месяц назад.

«Ах, какой вечер! Но во всем виновата я сама. Под предлогом помочь мне переставить мебель я заманила к себе домой этого молодого кретина по прозвищу Тарзан. Он такой огромный, такой молодой и такой несмышленыш, что я подумала, что могу немного с ним попроказничать… Когда я встретила его сегодня вечером на улице, я решила подзадорить его… Однажды в «Бродвей таймс» я его уже немного разогрела. Ладно! Мы пришли ко мне, и я стала вести себя так, словно умираю, как хочу его. Парень распустил слюни и совсем потерял голову. Ну совершенно! Меня же таким вещам учить не нужно. Можно было подумать, что только сейчас он узнал, что существует разница между мальчиками и девочками. Мне стоило немалых трудов, чтобы избавиться от него. Пришлось пустить в ход ногти. Теперь никакие сценические костюмы «Саломея-клуба» не смогут скрыть синяков на моем теле, которые он оставил своими лапищами, когда пытался завалить меня на кровать.

После этого случая я сказала себе, что подобных экспериментов никогда проводить не буду. А если я говорю «никогда», это значит — НИКОГДА!»

— Я с трудом могу представить себе Орвила в роли разъяренной желанием гориллы, — сказал Барт.

— Нда… История эта очень забавная, но, к сожалению, у меня нет никакого желания смеяться. В этой тетради содержится ряд лиц, которых можно подозревать в убийстве, поскольку у них для этого есть побудительные причины. Факты говорят сами за себя.

Романо извлек из кармана мятую пачку сигарет и закурил.

— До чего же отвратителен вкус сигареты, когда вместо нормального завтрака с чашкой кофе съедаешь чуть теплую сосиску.

Он сплюнул крошку табака с губ, вздохнул и продолжил:

— Кроме всех прочих, есть еще и Летти, управляющий домом. Летти женился несколько лет тому назад уже в солидном возрасте. У него родился поздний ребенок, которому сегодня шесть или семь лет. Вчера вечером родители отмечали день его рождения. Если бы не это событие, Летти угодил бы в список подозреваемых. Во-первых, молоток, которым была убита мисс Браун, принадлежит ему. Досадно, что восемь человек приглашенных гостей в один голос клянутся, что к восьми часам Летти уже лежал под столом.

— Не хотите ли вы сказать, что все гости были смертельно пьяны по случаю дня рождения шестилетнего ребенка?

Романо лукаво улыбнулся.

— Вы, друг мой, житель городской и многого не знаете. Не хочу вас смешить, но это старый итальянский обычай. Несчастный ребенок имеет право на кусок торта и подарки. Затем его укладывают спать, и гости до умопомрачения накачиваются красным вином за здоровье бамбино.

Полицейский сделал глубокую затяжку, с силой выдохнул дым, поморщился и раздавил сигарету в пепельнице.