Бродвей: Бродвей. Мой собственный. Мания

22
18
20
22
24
26
28
30

— При условии, что свидетель вызовет полицию. Но в Нью-Йорке такое случается редко. Люди перестали чему-либо удивляться.

— Это абсурд! Лакей может подтвердить, что я никуда не уходил. Он весь вечер то входил в гостиную, то выходил.

— Сколько раз?

— По меньшей мере раза три. Я выпил три стаканчика виски. Но мне кажется, что он заходил больше трех раз…

Романо с трудом подавил зевок.

— А разве нельзя предположить, что в тот момент, когда вы отсутствовали, он не входил? И все-таки мне хотелось бы поточнее узнать о цели вашего столь позднего визита к Ленду.

На лице Денхайма отразилось смущение. Чувствовалось, что просьба Романо ему не по душе.

— Да, пожалуй, мне придется все вам объяснить, чтобы избежать двусмысленности положения, в котором я оказался. Я знал, что в час ночи. Ленд должен уехать на несколько дней из Нью-Йорка. Таким образом, я не смог бы с ним встретиться сегодня… А пошел я к нему потому, что стал жертвой шантажа. Мне крайне необходимо было с ним посоветоваться. Кто меня шантажировал? Анжела Браун! Удивлены?

— Вот так дела! — воскликнул Романо, сохраняя при этом невозмутимое выражение лица. Но тем не менее достал свою записную книжку и карандаш.

— Интересно! Очень интересно! Вы не возражаете, если я кое-что буду записывать? Для памяти…

— Если хотите услышать от меня правду, спрячьте все. Это компрометирующая меня информация, но она не доказывает, что ее убил я. Я расположен говорить откровенно, но не хочу, чтобы газеты публиковали вещи, которые может прочитать моя жена.

— Вы ошиблись адресом, друг мой! Я не журналист, — успокоил его Романо. — Я слишком глуп для этого. Я всего лишь полицейский, и не собираюсь передавать прессе то, что вы мне расскажете. Но следствию, которое ведется, вы, возможно, чем-то поможете.

Денхайм колебался, не решаясь приступить к исповеди. Он отбросил мокрую прядь волос со лба и посмотрел на Хейдена.

— Не стоит смотреть на меня такими вопрошающими глазами, — сказал Хейден. — Все, что я могу вам обещать, это не публиковать того, что услышу от вас, при условии, что информация не имеет прямого отношения к малышке, которую я очень любил. Я ведь не скрыл от вас, что Романо работает в полиции. Может, у него несколько придурковатый вид, но вы не верьте этому. Не говорите ничего такого, что могло бы вам повредить.

— Единственное, что может испортить мне жизнь, — это то, что, будучи женатым, я поддерживал интимные отношения с Анжелой Браун. Моя жена больна практически с самого начала нашего брака. Анжелу я встретил в Балтиморе на вечеринке, устроенной для театральных критиков Нью-Йорка. Я провел с ней вечер, и она мне понравилась. Она была веселой, доброжелательной и невероятно обаятельной. К тому же молода и красива. Как и все, я крепко выпил… Остаток ночи мы провели в моем номере в отеле. Я расслабился и пообещал найти ей интересную работу, если она приедет в Нью-Йорк. Это было пустое обещание, которое делается обычно после лишней рюмки водки. На следующее утро я начисто забыл обо всем, но Анжела как ни в чем не бывало через несколько дней прикатила в Нью-Йорк. Это произошло около года тому назад. Я еще никогда не оказывался в столь пикантном положении. К счастью, я был знаком с Найлом Кепелой и попросил его принять девушку на работу. Найл не возражал, но все-таки устроил ей просмотр. Танцевала она хорошо, да и фигура у нее была великолепная. Он подписал с ней контракт. Несмотря на свои пятьдесят два года, я еще не чувствую себя стариком. Анжела, казалось, тоже была не против продолжать наши отношения. Я часто бывал у нее дома, но вел себя сдержанно. Вначале она ничего у меня не просила. Затем стала одалживать небольшие суммы: двадцать пять, пятьдесят долларов. Как-то она призналась, что задолжала Моэ Сейлигу, букмекеру, сто долларов. Мои отношения с Анжелой стоили этих денег, и я никогда ей не отказывал. В прошлый понедельник Анжела пришла в редакцию и сказала, что ей нужно две тысячи долларов в среду к вечеру. Иначе говоря, ко вчерашнему вечеру. Я ответил, что физически не смогу собрать такую сумму так быстро. Моя жена получила большое наследство, но без ее разрешения я не мог получить в банке ни цента. Анжела была очень возбуждена и, как мне показалось, готова на все. Она начала оскорблять меня и даже угрожать. Она буквально приказала мне достать деньги, в противном случае обещала обо всем написать моей жене или даже нанести ей визит. Еще она сказала, что ведет дневник и там есть много интересного обо мне…

В редакции было полно народу, и я боялся, чтобы нас не услышали. Я согласился встретиться с ней в среду в восемь вечера у входа во французский ресторан на 50-й улице. Это заведение посещают в основном иностранцы, и я подумал, что мы не особенно рискуем встретить там общих знакомых. К среде я нашел нужную сумму. Одолжил деньги у того же Моэ Сейлига. Они и сейчас находятся у меня.

Денхайм протянул Романо плотный конверт, в котором лежало двадцать стодолларовых купюр.

— Но Анжела к назначенному времени не пришла, — продолжил Денхайм. — В половине девятого я позвонил ей домой, но трубку никто не поднял. Тогда я позвонил в «Саломея-клуб». Мне сказали, что она еще не появлялась. Второй раз я позвонил ей без нескольких минут девять. Меня начало знобить от мысли, что она решилась осуществить свою угрозу. Моя жена… Подобное открытие ее просто убило бы. Вот тогда мне пришла в голову мысль обратиться за советом к Мартину Ленду. Я сел в такси и поехал к нему. Дома его не оказалось: он вышел в город поужинать. Когда лакей узнал, что я работаю в «Бродвей таймс», он предложил мне подождать хозяина в гостиной.

Когда Ленд возвратился домой, он внимательно выслушал меня и сказал, что ничего не остается делать, как ждать. Но по возвращении в Нью-Йорк он встретится с Анжелой и попытается ее образумить или, в крайнем случае, пригрозит ей возбуждением уголовного дела.

От Ленда я ушел в половине двенадцатого ночи и пешком дошел до Бродвея. Настроение было ужасное. Я позвонил домой и попросил прислугу передать жене, что остаюсь ночевать в городе. Прислуга сказала, что ни звонков, ни визитов не было. Я с облегчением вздохнул и отпустил себе еще один спокойный день. Разносчики газет кричали о специальном сенсационном выпуске, и я купил «Миррор». Первое, что я увидел, была фотография Анжелы на первой странице. Это была та фотография, которая висит в холле «Саломея-клуба».