Бродвей: Бродвей. Мой собственный. Мания

— Решил поиграть с нами в кошки-мышки, пацан?

Орвил покачнулся и сделал шаг назад. Изо рта у него тонкой струйкой потекла кровь. Он достал из кармана чистый носовой платок и поднес к губам. Страх застыл на его лице.

— Мне кажется, вы сломали мне челюсть, сэр, — сказал он. — Вы не имеете права бить меня.

— И ты еще смеешь раскрывать пасть! — взревел Гриерзон. — Зачем ты сбежал из кабинета?

— Я просто хотел отнести на почту письмо. Личное письмо, сэр. — Когда он произносил слово «личное», его голос сорвался на фальцет.

Гриерзон выхватил из кармана пиджака Орвила конверт и быстро распечатал его.

— Так знай, — сказал он, — маленький кретин, я очень люблю читать чужие письма, и особенно с пометкой «личное».

Гриерзон погрузился в чтение. Ни один мускул не дрогнул на его лице, но по мере того как он читал, чувствовалось, что внутри у него все клокочет от радости. Его бровь взлетела выше обычного уровня.

— Вы не имеете права читать мое письмо, сэр. Это некорректно, — сказал Орвил, промокая платком разбитые губы.

Гриерзон продолжал читать, не слыша его слов. В его глазах блеснул огонек. Он не торопясь дочитал письмо и протянул Романо.

— Прочтите, лейтенант, — сказал он. — Никогда бы не подумал, что Вальдо может быть таким молодым. Скажи, придурок, ты немного педераст, а? Любишь побаловаться с дружками из Нью-Джерси? Что это еще за безукоризненное преступление, которое вы затевали?

Привлеченные шумом, в дверях редакционного зала столпились сотрудники административного отдела.

— Нельзя ли избавиться от этих зевак? — спросил Романо, посмотрев на Барта.

— Убирайтесь отсюда! — крикнул Барт. — Возвращайтесь к своим калькуляторам и накладным. Вы забыли, что в этом зале работают только журналисты?

Головы исчезли. Романо закончил читать письмо и протянул лист Барту.

— Пройдемте в ваш кабинет, — предложил Романо. — Вы сможете прочитать письмо сидя, а я дам немного отдохнуть своим ногам.

Гриерзон подтолкнул Орвила в сторону каморки Барта. Барт и Романо сели в кресла. Гриерзон остался стоять рядом с Орвилом, который беспрестанно вытирал платком кровоточащие губы.

Письмо было адресовано некоему мистеру Полу Прайсу в Гохокус, штат Нью-Джерси. В этом городе родился Орвил.

«Дорогой Пол, — писал Орвил. — Могу поспорить, что ты удивишься, получив от меня это послание. Но я оказался среди подозреваемых в убийстве танцовщицы с Бродвея. Полиция, естественно, начнет копать и, возможно, узнает, что ты мой близкий друг. Я рассчитываю на твою сдержанность в случае, если тебя будут допрашивать. Речь идет о деле АНЖЕЛЫ БРАУН. Ты уже знаешь, об этом писалось во всех газетах, что Вальдо убил ее вчера вечером. В настоящее время я занимаю очень солидное положение в прессе. Знаком со многими артистами, включая и ее. Однажды вечером она пригласила меня к себе домой. Судя по тому, как она себя вела, я решил, что она хочет потрахаться. Она переоделась в прозрачный пеньюар, под которым ничего не было, щупала мои бицепсы и все такое… Джентльмен о таких вещах не рассказывает, но ты-то меня знаешь…

Она вела дневник. Я держал его в руках, и она сказала, что, возможно, напишет в нем и обо мне. Я не сомневаюсь, что полиция нашла этот дневник. Ты знаешь, что сегодня полицейские очень дотошно копаются в грязном белье подозреваемых в убийстве. Вполне возможно, что они узнают о наших с тобой интимных отношениях, когда нам было по четырнадцать лет, то есть три года тому назад. Поэтому хочу тебя предупредить, чтобы ты не рассказывал им о всех глупостях, которые мы делали и обсуждали. В плюс нам это не пойдет. Я хочу сказать, что не стоит им рассказывать, чем мы занимались в сарае, когда обсуждали одноклассниц, и что мы с ними сделали бы, если бы они зашли туда в одних трусиках или коротеньких комбинациях.