Панический ужас вызывал оцепенение. Финни не спал – но и не бодрствовал, не замечая, как проходят минуты, складываются в часы. Время воспринималось не как раньше; один долгий нескончаемый момент сменялся другим таким же.
Финни очнулся от забытья, когда наверху в темноте стали проступать водянисто-серые прямоугольники окон. Он знал, непонятно откуда, что ему не полагалось дожить до той минуты, когда на стенах проявятся тронутые рассветом окна. Надежды эта мысль не вселяла, однако побуждала к действию, и Финни с большим усилием сел.
Видел он уже лучше. Когда смотрел на свет в окне, по краям мигали какие-то блестки, но само окно различалось хорошо. Желудок уже сводило от голода.
Заставив себя подняться, Финни снова обошел комнату. В дальнем углу бетонный пол раскрошился, под ним был песок. Присев на корточки, Финни стал нагребать в карман бетонную крошку, и услышал, как отодвигают засов.
Толстяк остановился на пороге. Они разглядывали друг друга с расстояния шагов в десять. Эл был в полосатых трусах и белой майке, покрытой застарелыми пятнами пота. Толстые ноги казались страшно бледными.
– Мне нужен завтрак, – сказал Финни. – Я есть хочу.
– А как глаза?
Финни промолчал.
– Что ты там делаешь?
Финни съежился в углу и только смотрел.
Эл сказал:
– Еду я тебе принести не смогу. Придется подождать.
– Почему? Кто-то может увидеть, как ты ее несешь?
Эл опять потемнел лицом, сжал кулаки. Ответил, однако, не злобно, а примирительно-грустно:
– Неважно.
Финни понял это как «да».
– Если ты не собираешься меня кормить, зачем вообще спустился?
Эл негодующе покачал головой, словно ему задали очередной бестактный вопрос, на который и отвечать не стоит.
– Проверить, как ты тут.
Финни не сумел сдержать гримасы отвращения, и Эл сник.