– Ясное дело, попал бы не туда! – ответил мистер Стивенс.
– И его оштрафовали бы? – спросил Эрни.
– Если это по ошибке, то нет. Ему бы разрешили сесть на ближайший обратный поезд.
После этого Эрни стал думать о железнодорожных служащих чуточку лучше, хотя в то, что они проявят сострадание, верилось с трудом: он скорее мог представить, что моряка за такое упрячут в тюрьму.
Дик заметил, что пара человек вышли на платформу размяться, и они с мистером Стивенсом, осмотревшись, тоже выбрались из вагона.
Станция Форд-джанкшен была унылым местом, продуваемым всеми ветрами, хотя свежий воздух бодрил, почти как море. Холмы Саут-Даунс, похожие на туманные гряды облаков, остались позади. Впереди лежала ровная местность; кое-где на далеких лугах виднелись ветряные мельницы, а по изгибающейся линии телеграфных столбов можно было проследить за ходом железной дороги.
Миссис Стивенс с тревогой наблюдала за тем, как Дик и ее муж прогуливаются по платформе. Вдруг поезд слегка дернулся, и она вскрикнула:
– Быстрей!
– Не волнуйся, просто запускают двигатель, – сказал мистер Стивенс, но немного побледнел и поспешно вернулся в вагон. На мгновение им явно показалось, что поезд тронулся.
Когда они отъехали от Форд-джанкшен, пришло время собирать вещи. Через четверть часа они будут в Богноре. Радостное волнение, охватившее всю семью, когда после Хоршема они снова оказались вместе, уже исчерпало себя и сменилось спокойным предвкушением. Они больше не показывали друг другу знакомые места, которые проносились мимо; они сидели по углам, прильнув к окнам, и ждали.
Когда поезд подъехал к шлагбауму в Барнеме, мистер Стивенс застегнул рюкзак и снял с крючка шляпу, а миссис Стивенс сунула термос под мышку. С лопаткой Эрни, которая запуталась в такелаже яхты, вышла небольшая заминка, и когда ее наконец вытащили, Дик уже высунулся из окна, собираясь подать всем знак.
– Вот мы и приехали! – сказал он и повернулся, чтобы взять свой макинтош и теннисные ракетки.
Поезд начал замедлять ход, дорогу обступили дома, и вот уже позади остались газгольдеры, которые возвещали, что путешествие подошло к концу. Вагоны мягко покатились между платформами. Они приехали.
Носильщик выкрикнул уже не очень-то и нужное: “Богнор!”
Глава XII
Если бы вас привезли на вокзал Богнора с завязанными глазами, вы сразу, как только с вас снимут повязку, поняли бы, что находитесь на берегу моря.
Потому что, хоть моря, как и на всех хороших приморских станциях, нигде не видно, вы бы заметили, что все вокруг словно высушено и обесцвечено, а широкие платформы кажутся такими свежими, будто их каждый день захлестывает набегающей волной.
В Лондоне со временем все темнеет, а на побережье белеет (за исключением, конечно, людей). В Лондоне грязь и мусор расползаются по углам и медленно копятся там, пока их не выметут. На берегу моря они разлетаются по углам, кружатся в веселом вихре и мчатся дальше.
Со стороны Богнора было бы опрометчиво показать вам море во всей его красе, как только вы сойдете с поезда: это все равно что поднять занавес в театре прежде, чем вы успеете перебрать все догадки о том, что могло бы за ним скрываться. Бог-нор знает все тонкости ремесла и до самого конца держит море в рукаве. Он дразнит вас извилистыми улочками и соблазнительными тупиками; он играет с вами, обманывает вас, снова и снова разочаровывает – и вот, когда наконец между домами мелькает что-то блестящее, вы чувствуете неожиданное удивление и благодарность.
Богнор – конечная остановка, дальше поезд не идет; если бы у него отказали тормоза, он прорвался бы за ограничители и съехал по главной улице прямо в море. Это образцовая приморская станция. Локомотив смело въезжает в город и, тяжело дыша, останавливается прямо на побережье. Потом другой локомотив берет поезд за хвост и, несмотря на сопротивление, тащит его обратно в Лондон.
ebooksa