Две недели в сентябре

Чемодан стоял открытым на лестничной площадке: все было уже уложено, за исключением нескольких вещей, которые понадобятся завтра утром, потому что Стивенсы упрямо отказывались снимать удобную одежду и парусиновую обувь до последней минуты. Сегодня днем они взяли с собой воздушного змея, и сильный северо-западный ветер поднял его высоко над морем. Они запускали его в последний раз, потому что ему предстояло распластаться на дне чемодана, и другие вещи нельзя было сложить туда, пока воздушный змей не займет свое место.

Он на цыпочках поднялся в спальню и тихо разделся в темноте.

Глава XXXIII

Был ровно час дня, когда мистер Стивенс в последний раз окинул “Кадди” взглядом, закрыл дверь и повернул ключ. После купания с них капала вода, и когда во время этого прощального осмотра он увидел на полу мокрые пятнышки, у него внезапно сжалось горло. “Кадди” стала им отличным другом: отпуск с ней был намного лучше.

– А теперь пора возвращаться к обеду, – сказал он. Они взяли купальные костюмы и полотенца и двинулись обратно; миссис Стивенс захватила коврик, который они всегда оставляли в “Кадди”, а Эрни нес под мышкой яхту.

Отпуск подходил к концу. Они оставили ключ у клерка в бюро аренды купален и весело попрощались с ним.

– Думаю, что в следующем году нам опять понадобится купальня, – сказал мистер Стивенс. – На этот раз я напишу и договорюсь заранее, – прибавил он с улыбкой. – Надеюсь, что нам снова достанется “Кадди”.

Зонтики и трости, связанные вместе, стояли у вешалки в прихожей и ждали тележку носильщика. Рюкзак мистера Стивенса висел на крючке, и Эрни поставил под ним свою яхту. Они завернули мокрые полотенца и купальные костюмы в плотную коричневую бумагу, чтобы одежда в чемодане не намокла, и разошлись по комнатам переодеваться в дорогу. Снова они достали тугие воротнички, жилеты, ботинки из плотной кожи; Эрни натянул на загорелые ноги чулки.

Жаль, что сразу после обеда поезда до Лондона не ходили – иначе можно было бы собрать багаж и отправиться на вокзал прямо из-за стола. Отпуск кончился, и от жалкой попытки еще час притворяться, что это не так, не будет никакого толку: если пойти на пляж, они только промочат кожаные ботинки и вспотеют перед поездкой. Они тянули время за столом как могли, но к концу обеда окончательно притихли и пали духом. Через дорогу, в “Платанах”, играл граммофон, и они видели, как две девушки вышли оттуда и направились к морю с журналами и ковриками. Какой же долгий у них отпуск! Они уже жили в “Платанах”, когда приехали Стивенсы, и вот пожалуйста – снова идут на море, когда Стивенсы собираются домой.

Был уже третий час, когда все семейство встало из-за стола. Они поднялись наверх и сложили рубашки для крикета, фланелевые брюки и парусиновые туфли. Они закрыли чемодан и затянули его ремнями, а потом, в последний раз оглядывая свою комнату, мистер Стивенс увидел в углу под кроватью один из толстых серых носков, в которых он ходил на прогулку. Забавно: нечто подобное повторялось чуть ли не каждый год. Потянувшись за носком, он почувствовал, как воротник сдавил шею, и лицо у него побагровело. Носок был весь в комках пыли, и мистеру Стивенсу пришлось энергично хлестнуть им по спинке стула и отряхнуть его, прежде чем сунуть в карман макинтоша.

Когда он вернулся, остальные собрались в гостиной, молча листая старые журналы, и он подумал, что дорожная одежда особенно подчеркивает их загар.

– Ну и хороши же мы! – воскликнул он. – Вот это лица! Как у индейцев!

Была только половина третьего; если они так и будут понуро сидеть и следить за часами, пока не пробьет три, это испортит впечатление от отпуска, и мистер Стивенс предложил немного прогуляться – просто спуститься к берегу, чтобы в последний раз подышать морским воздухом.

Миссис Стивенс хотела поберечь силы перед поездкой, но остальные охотно присоединились к мистеру Стивенсу, чтобы на прощание взглянуть на море.

Они знали, что на этой последней прогулке очень легко впасть в уныние и сентиментальность, и поэтому стояли, оглядываясь по сторонам с нарочитой беспечностью. День был пасмурный, дул ветер, и море, все ближе подбиравшееся к бетонной стене, казалось очень мрачным; через час прилив достигнет высшей точки, и фонтаны брызг будут взлетать то тут, то там у самой набережной. Уезжать в такой день, когда пляж скрылся под водой, было не так уж трудно; куда труднее было, когда блестящий песок манил их к себе.

– А мы так ни разу и не дошли по берегу до Фелпема, – засмеялся Дик. – Всегда только говорим, что сходим!

– В следующем году мы пройдем пешком до самого Литтлхэмптона и вернемся на автобусе, – сказал мистер Стивенс.

– И давайте в следующем году прокатимся на быстроходном катере, – вставил Эрни, которому было немного обидно, что он просит об этом уже не раз и все без толку.

Мистер Стивенс снял шляпу, подставляя голову ветру; он уже убрал щетку и расческу, но бриллиантин не даст волосам растрепаться, и в поезде они не будут выглядеть неопрятно. Он видел край старого пирса, который в этот день казался темным и неприступным, ряд белых купален и длинную полосу побережья, тянувшуюся до мыса Селси-Билл. На самом деле год не такой уж и большой срок. Скоро они вернутся. Вот дождаться Рождества было действительно нелегко, а уже потом ночи становились короче, и отпуск приближался с каждым днем. Тяжело было только в октябре, ноябре и декабре – даже не во всем декабре, а в его первой половине, потому что подготовка к Рождеству начиналась с середины месяца, – а после Рождества дни все удлинялись и удлинялись, пока однажды в конце марта он не обнаруживал, что после возвращения с работы у него остается еще полчаса драгоценного дневного света. Его грела мысль о весенних вечерах, когда будет время поработать в саду. Потом наступала Пасха – а там и до отпуска недалеко. На Пасху они писали миссис Хаггетт и заказывали комнаты. А потом все лето с нетерпением ждали…

Он нащупал часы: очень непривычно было снова надеть жилет после стольких дней в свитере, и пальцы с трудом пролезали в крошечный кармашек.