Он уходя спросил
– Ну вот мы и у цели, – шепнул я своей соратнице, делившей со мной тяготы и потрясения два с лишним месяца. – Даша жива. Это чудо из чудес.
Выйдя из дворницкой, мы стали обсуждать ситуацию.
– Кто могут быть эти Петровы? И зачем они похитили ребенка? – обескураженно спросил я.
Мари вспомнила одно дело, которым занималось агентство Пинкертона, когда она там работала.
Искали двухлетнего мальчика, украденного у самых обычных родителей, незнаменитых, небогатых, не имевших никаких врагов. В конце концов выяснилось, что ребенка похитила семейная пара, которая не могла иметь собственных детей и мечтала именно о таком «ангеле», голубоглазом и златокудром.
– Оба были не вполне нормальные, одержимые общей навязчивой идеей, – рассказала Мари. – Быть может, здесь то же самое. Но что гадать? Скоро узнаем. Давайте лучше решим, как нам действовать.
Я предложил попросту обратиться в полицию. Прямо сейчас явлюсь в Охтинскую часть, к дежурному, назовусь, истребую наряд, и делу конец.
– Слишком рискованно, – не согласилась Мари. – Если эти двое с психическими отклонениями, от них можно ждать чего угодно. Они ведь напали на няню – значит, способны на агрессивное поведение. Знаете, чем кончилась та пинкертоновская история? Когда агенты ворвались в квартиру, мужчина схватил мальчика и вместе с ним выкинулся в окно, с четвертого этажа. Женщина выпрыгнула следом. Взрослые убились насмерть. Ребенок выжил – дети ведь живучи, но остался инвалидом.
– О господи! – ужаснулся я. – Вы правы, это опасно. Охтинские городовые наверняка еще менее расторопны, чем пинкертоновские агенты. Безопасность Даши, конечно, важнее всего. А что предлагаете вы?
– Давайте сначала понаблюдаем. Смотрите, окна во флигеле открыты и светятся.
Мы тихо прокрались под деревьями. Мари спряталась за яблоней. Я при моей комплекции за деревом не укрылся бы и пристроился за поленницей.
Два распахнутых окна находились всего в десятке шагов от моего наблюдательного пункта. Занавески были раздвинуты – вероятно, чтобы впустить в комнату свежий вечерний воздух. Внутри горела лампа. Хоть небо оставалось серым, но из-за деревьев в комнате без освещения было бы темно.
Первое, что я услышал – заливистый детский смех.
– Еще, еще! – потребовал капризный голосок.
Запела женщина:
Снова смех.
Я высунулся подальше, рассудив, что из освещенного помещения меня будет не видно.
Передо мной предстала идиллическая семейная сцена.
У стола, перед чашкой и вазочкой печенья, сидела маленькая девочка. Я сразу узнал Дашу Хвощову. Рядом, на скатерти, разместились плюшевые игрушки, заяц и свинка.
Женщина лет тридцати, с пятнистыми, блестящими от мази щеками, весело улыбалась ребенку, ее глаза оживленно лучились, поднятая рука пощелкивала воображаемыми кастаньетами.