Он уходя спросил
В углу горела еще одна лампа. Там сидел в кресле, со странной застывшей улыбкой, полуприкрыв глаза, тщедушный молодой мужчина с длинными волосами до плеч и донкихотовской бородкой, очень бледный, с кругами под глазами. Он курил папиросу, пуская вверх колечки удивительной аккуратности.
– Еще! – попросила девочка. – Про попугаев!
– Нет, кое-кому пора бай-бай. Допивай молоко, и в постель. Про попугаев я тебе в кроватке спою.
Меня потянули за рукав. Это сзади подобралась Мари. Увлеченный озадачивающим зрелищем, я не заметил, как она покинула свое укрытие.
Поманив меня пальцем, Мари бесшумно двинулась прочь от дома.
На улице, под незажженным фонарем, мы обсудили, что делать.
– Пусть женщина уложит Дашу и вернется в гостиную, – сказала Мари. – Тогда можно будет взять их обоих, не опасаясь, что они причинят вред ребенку.
– Виноват, я не взял с собой оружия, – сокрушенно молвил я. – Исходил из того, что мы только найдем прибежище похитителей, а производить задержание будет полиция. Но вид у преступников не особенно грозный. Полагаю, у меня хватит сил справиться с этим заморышем, если он вздумает сопротивляться.
– Тем более, что у меня при себе мой FNS.
Мари показала «браунинг».
Мы вернулись под окна.
Женщины и девочки в комнате не было. Издали доносилось приглушенное пение. Должно быть, Дашу уже уложили.
Мужчина вдруг выпрямился в кресле, отложил папиросу и громко сказал, повернувшись к смутно видневшемуся дверному проему:
– Я нам с тобой тоже молочка приготовлю.
– Умничка, Клим! – откликнулась мадам Петрова.
Клим (теперь я знал имя) встал, подошел к тумбочке, чем-то звякнул.
Блеснул металл.
Приблизившись к лампе, молодой человек стал проделывать какие-то манипуляции.
– Заправляет шприц, – шепнула мне Мари в ухо. – Вот оно что. Это наркоманы. Теперь понятно, почему она так лучится весельем. Наркотическая эйфория. И понятно, почему он такой квелый – у него период эмоционального спада. Непонятно лишь, зачем такой парочке красть ребенка. Вероятно, они существуют в каком-нибудь фантазийном мире…
– Тссс!