Потом вышел оркестр приговоренных к смерти – во всяком случае именно так я объяснил себе наряд музыкантов, вместо фраков облаченных в тюремные робы и со свечками в руках. Свечки они установили на пюпитрах и заиграли нечто чрезвычайно немелодичное, нагонявшее мизантропию. Лишь в одном месте музыка вдруг обрела стройность, и то ненадолго.
– Как гениально Малер спародировал здесь сиропную водичку Чайковского, – донесся до меня восторженный шепот.
Мне не смешно, когда маляр презренный мне пачкает «Мадонну» Рафаэля, подумал я.
– Не пора? – тихо спросил я у Мари.
Мною начинало овладевать нетерпение. Если уж нам предстояло рискованное предприятие, то поскорее бы!
– В перерыве между номерами, – шепотом ответила она. – Иначе обратят внимание.
Исполнение композиции гениального Малера длилось невыносимо долго. Когда наконец мучение закончилось и все захлопали, мы потихоньку стали перемещаться к выходу.
До моего слуха долетали обрывки разговоров, смысл которых по большей части был загадочен.
В одной группе жарко обсуждали – если я не ослышался – бродячих собак. Двое господ в саванах спорили о каких-то «мирискусниках», кто они – трупоеды или калоеды. Потом некто иссиня-бледный, с волосами до плеч, краше в гроб кладут, с обидой воскликнул: «От акмеиста слышу!».
С другой стороны через пестрое сборище навстречу нам так же неторопливо двигался хозяин, приветствуя гостей, говоря каждому пару слов, целуясь с дамами и пожимая руку кавалерам. Мне не понравилось, что каждый, кто был в маске, приподнимал ее, показывая свое лицо.
– Поторопимся, пока он нас не перехватил, – нервно сказал я.
Мы были уже у самой двери, когда сзади раздалось:
– Какой умопом’ачительный вы’ез! Кто вы, п’ек’асная Каллипига? С кем вы?
– Вы переборщили с нарядом, – процедил я. – Теперь выкручивайтесь.
Мари остановилась, а я тронулся дальше, будто меня это не касалось.
Но моего плеча коснулась рука. Покосившись, я увидел огромный алмаз, сверкавший на костлявом пальце.
– Ну-ка, ну-ка, кто это у нас?
Обернувшись, я опустил голову и обреченно прошептал:
– А вы угадайте.
Поскольку я оказался за спиной у Мари, мой взгляд остановился на ложбинке между ее ягодицами и не мог оторваться от этой картины, но мысль лихорадочно билась. Пуститься наутек? А «стража» у выхода?