Коготь

Кот выпучил на собеседника желтоватые глаза, но потом подумав, решил не связываться и прошипел:

– Тебя ищет Зефир. Ты должен с ним поговорить. Иди в подвал. Вон туда. – Котейка протянул лапой в сторону ржавой дырки возле парадного, из которой тянуло затхлостью и стойким кошачьим духом.

– Хорошо, я понял. А ты не видел случайно Перчинку, дружок? – Семен старался быть вежливым, хотя порой эти кошачьи выкидоны ставили его на грань между вежливостью и грубостью. Но Перчинка предупреждала его, что до поры до времени лучше не портить отношения с приближенными вожака стаи. Хотя какой он приближенный, этот облезлый страж с обрубком на том месте, где у благовоспитанного кота должен располагаться нормальный хвост…

– Не видел я никакую перчинку. А ты поторопись! Зефир не любит ждать. Тем более таких новичков, как ты. Хе-хе…

Семен, не удостоив тощего проныру ответом, направился в сторону дыры, в подвал. Похоже, именно там располагались постоянные апартаменты белоснежного предводителя кошачьей банды «Фелис 32». Принюхиваясь, кот медленно втиснулся в узкое оконце кошачьего логова, и оказавшись в полной темноте, на секунду потерял ориентацию в пространстве. Тут неожиданно раздалось истошное мяуканье:

– Хватай его, Черный!

Глава 5

С двух сторон на Семена накинулись два пушистых клубка, один из которых сразу начал мять и царапать противника, пытаясь добраться до горла. Второй же, стоял рядом и примеривался, выжидая, когда можно будет оглушить новичка по голове тяжелой пушистой лапой. Но отец Семена не зря с детства взращивал в сыне бойцовский характер. Секунду помедлив, кот тут же сориентировался и сбросил с себя первого полосатого бандита. Вскочив на лапы и мигом обвыкнувшись в незнакомом для него пространстве, Семен кинулся на второго и лапой с разгона заехал тому по морде, сильно оцарапав.

– Ну, Черный! Давай же! Чего ты стоишь! – Подбодренный подельником, кот по кличке Черный снова кинулся на противника, но тот был начеку и задними лапами отбросил Черного в угол. Решив, что пора полностью вырубить одного из нападавших, Семен прыгнул на Черного и на лету высунув из подушечек когти, с размаху добавил тому на орехи.

Теперь они остались один на один. Но второй боец, видя, что ему достанется не меньше, чем первому пушистику, сдался и шипя произнес:

– Все, твоя взяла, новичок! Я сдаюсь! – Он, прихрамывая убрался в темноту, а к задыхающемуся от нехватки кислорода бойцу вышел тот, кого все знали под кличкой Зефир.

– Ты славно бился, получеловек-полукот. Мне понравилось. Да, в драке с котами ты показал себя не с самой худшей стороны. Пожалуй, я оставлю тебя в стае. Вот только тебе нужно научиться соблюдать все наши правила. Помнишь, Перчинка говорила тебе: «Самая вкусная еда достается самому сильному?». А ты, я посмотрю, не особо горазд делиться с вожаком, да?

– Да, не особо. – Семен еще не остыл от драки и поэтому, довольно дерзко ответил белоснежному вожаку, нахмурившемуся при сказанных котом крайне резких словах.

– Ну хорошо. Думаю, в будущем ты станешь более покладистым. Правила есть правила. И находясь в стае, каждый боец должен быть на своем месте и соблюдать предписанные ему законы и уставы. Понятно? – Семен промолчал. – У меня есть к тебе еще пара вопросов. Я уверен, ты не какой-нибудь там шпион из чужой банды, засланный к нам вынюхивать и высматривать. Но объясни мне, как так получилось, что ты, людской выкормыш, из обычного двуногого белого человека, превратился в черного усатого и хвостатого кота, который сбежал из дому и прибился к уличной дворовой банде?

Семен подумал, что, видимо, все-таки придется поделится с Зефиром какой-то частью своей истории, иначе этот подозрительный пушист и дальше будет с недоверем относиться к новому члену кошачьей банды «Фелис 32».

– Знаешь, Зефир, еще с детства я потихоньку начал обрастать шерстью. Я пил таблетки, но они мало помогали. Постепенно начал расти хвост, появились усы, я начал чувствовать себя и думать, как кот. Мои сородичи перестали воспринимать меня как себе подобного и я стал ненужным им. Я принял решение уйти из дома и теперь я живу здесь, на улице. Тебе достаточно того, что я рассказал, или нужно что-то еще?

Зефир оглядел Семена, зачем-то понюхал его, постучал хвостом по влажной плитке и наконец изрек:

– Хорошо, я принимаю тебя в боевую кошачью банду «Фелис 32». А ты клянешься соблюдать все пять правил, о которых тебе уже сообщила Перчинка. Кстати, судя по ее поведению, ты приглянулся этой миленькой кошечке, а в кошачьих бандах правила таковы, что не ты выбираешь кошек, а они тебя. Так что у тебя есть все шансы. Ну а пока иди и обустраивайся в банде. Теперь ты полноправный член и можешь смело ходить по двору, не опасаясь, что тебя будет задирать какой-нибудь недомерок вроде этого Крысоеда, который сейчас отдыхает вон в том углу. Он всегда не прочь проверить на крепость новичка и вот, иногда это выходит ему боком. Прямо как сейчас. Иди, Семен, когда будет нужно, я тебя позову. И не забывай пятое правило. Наши самые страшные враги – это бездомные дворняги-псы. У нас в генах воевать с ними до последней капли крови. Поэтому, если ты заметишь в нашем дворе хотя бы одного безродного и бездомного пса – немедля подавай знак, чтобы все остальные члены стаи успели укрыться. Иначе, все может обернуться одной большой кровавой мясорубкой. В которой можешь оказаться и ты, Семен. Все.

Зефир еще раз глянул свои желтыми глазами-фонарями на Семена, а потом неторопливо нырнул в кромешную темень, исчезнув в переплетенных между собой горячих и холодных трубах. Семен вздохнул, потом спросил у приходящих в себя и шипящих кошачьи проклятия себе под нос котов: «Не нужна ли вам помощь?», услышал отрицательный ответ и выскочил на свежий воздух. На улице пахло поздней питерской весной, на небе болтался желтый сырный круг, зовущийся у людей Луной, и каждому нормальному коту хотелось петь и восхвалять природу. Семен, зная, что теперь ему нечего опасаться, решил не отставать от ушастых собратьев и вскоре к кошачьей капелле присоединился еще один сладкий тенор, выводящий рулады, услаждающие любое мало-мальски привыкшее к музыке ухо. Семен орал, в смысле пел во весь небольшой рост своей юной души, вкладывая в «мяяу» то, что он чувствовал последние несколько дней. Этим своим мягким контральто он будто высвобождал изнутри всю грязную накипь, с которой ему пришлось столкнуться за то время, когда он мучился у себя в комнате, не понимая кто он, зверь-перевертыш или все-таки больной подросток, мучащийся от неизлечимой болезни.

Допев одну песню, Семен перешел к следующей. Она была еще звонче, еще сладостней…