Указывать свои источники является обязательным требованием в современной науке. В античности дело обстояло иначе. Далеко не все древние историки и далеко не всегда считали нужным упоминать, откуда они почерпнули свою информацию. Ссылки типа «как сообщают», «как гласит молва» считались вполне достаточными. Современным исследователям приходится сопоставлять тексты различных авторов, прибегать к лингвистическому анализу, изучать жизненные обстоятельства того или иного древнего автора для того, чтобы определить источники его знаний. Вопрос об источниках, на которые опираются историки, чрезвычайно важен для понимания методов его работы и, в конечном счете, надежности сообщаемой им информации. Нам важно понять, пользовался ли он в своей работе государственными архивами, имел ли доступ к хорошим библиотекам, был ли свидетелем событий, о которых писал, насколько вольно обращался со своими источниками, изменял ли найденную в них информацию, если она не подтверждала его концепцию. Поэтому вопрос об источниках является одним из первых, который задает исследователь, приступающий к изучению древнего автора. Лука ничего не сообщает нам о своих источниках, и, по словам Жака Дюпона, автора книги «Источники Деяний апостолов»[43] – знаменитого обзора работ по проблеме источников Деяний, «несмотря на тщательные и подробные исследования, определить источники Деяний так, чтобы это получило одобрение широкого круга исследователей, так и не удалось». Все попытки их нащупать – а в теориях на этот счет недостатка нет – до сих пор остаются безуспешными. И одной из основных причин является то, что для Деяний характерна единая стилистика: даже так называемые «мы-отрывки», в которых повествование ведется от первого лица множественного числа, не отличаются по языку и синтаксису от остального текста.
Посмотрим бегло на несколько основных теорий. Одни полагают, что в основе Деяний (главным образом, первой части) лежит ранний текст, причем некоторые считают, что скорее всего арамейский[44]. Другие, что автор пользовался двумя параллельными источниками: одним «хорошим», древним, написанным свидетелем событий, а другим «плохим», более поздним, легендарного характера, происходящим из иудео-христианского круга[45]. Третьи считают, что у автора было много источников: Иерусалимско-кесарийский (8:5-40; 9:29-11:18; 12:1-24), Антиохийский (6:1-8:4; 11:19-30; 12:25-15:35), некий частный источник, из которого автор почерпнул историю обращения Павла[46].
Как в пользу, так и против этих теорий было высказано немало соображений, и в процессе их обсуждений было сделано немало тонких и точных наблюдений о творческой манере и стиле Луки. По всей вероятности, с определенной долей уверенности можно сказать, что Лука пользовался как устными, так и письменными источниками, которые он перерабатывал, используя в своем повествовании. В некоторых местах, тем не менее, швы между различными источниками заметны: например, неожиданно меняется терминология (в первой части Деяний Лука пользуется словосочетанием «боящиеся Бога» – φοβούμενοι τὸν θεόν, а начиная с 13:43 «боящиеся» уступают место «чтущим (Бога)» σεβόμενοι (τὅν θεὅν), о значении этой категории см. ниже, с. 46 слл.), некоторые рассказы дублируются, иногда видны редакторские связки между двумя рассказами.
Естественным образом особое внимание тех, кто занимался проблемой источников Деяний, привлекали так называемые «мы-отрывки»[47]. В тексте Луки имеются три таких отрывка[48], все они находятся во второй части Деяний, в местах, где речь идет о морских путешествиях. Первый рассказывает о путешествии из Троады в Неаполь, порт Филлипп (Деян 16:10-17), второй о путешествии из Филипп в Кесарию (20:5-21:18), третий о путешествии из Кесарии в Италию, во время которого неподалеку от Мальты произошло кораблекрушение (27:1-28:16). Существует несколько объяснений неожиданной смены ракурса повествования.
1. Лука, спутник Павла в этих путешествиях, вставил в свой текст отрывки из дневника, который он в это время вел (эта традиция зафиксирована уже в каноне Муратори, стк. 35-37: Lucas optimo Theofilo comprendit quae sub praesentia eius singula gerebantur – «Лука, обращаясь к „наилучшему Теофилу“ соединил вместе события, которые произошли в его присутствии».
2. Автор воспользовался чужими дневниками, которые сильно отредактировал.
3. Автор, который был свидетелем происшедшего, хотел это таким образом подчеркнуть.
4. Автор не был свидетелем происшедшего, и использование первого лица является стилистическим приемом, цель которого придать правдоподобие описываемому[49].
Проблема историчности Деяний
Деяния Апостолов – первое христианское сочинение, рассказывающее об истоках христианской церкви. Если бы его не существовало, то о начальном этапе христианства нам почти ничего не было бы известно, за исключением тех крупиц информации, которые удается извлечь из Посланий Павла. Именно поэтому вопрос о том, насколько исторически надежно повествование Луки, стоит так остро.
Самый серьезный удар по вере в значимость Деяний как исторического источника был нанесен представителями Тюбингенской школы. Вердикт тюбингенцев был суров: Деяния – сочинение II в., при этом чисто богословское по характеру и дающее искаженную картину начального этапа христианства[50]. И хотя точка зрения тюбингенцев давно уже потеряла свою популярность и ошибочность многих их положений сомнения не вызывает, начатая ими дискуссия об историчности Деяний, то затухая, то разгораясь с новой силой, не прекращается. Значение Тюбингенской школы в изучении Нового Завета чрезвычайно велико. В сущности, с тюбингенцев следует вести отсчет серьезного научного исследования новозаветного корпуса. Поставленные представителями школы дерзновенные и бескомпромиссные вопросы взбудоражили и перевернули традиционную библеистику и заставили тех, кто не принимал решений тюбингенцев, искать ответы и защищать свои позиции на совершенно ином качественном уровне.
Восстановление репутации Деяний как исторического источника связано, прежде всего, с именем сэра Вильяма Митчелла Рамзи, великого английского археолога и блистательного знатока древней Малой Азии. Поначалу Рамзи был верным адептом Тюбингенской школы. Занимаясь изучением географии и истории Малой Азии, он попросту игнорировал раннехристианские исторические источники, в том числе Деяния. «Я прочел много современных критических работ о Деяниях и послушно принял распространенную точку зрения на Деяния как на сочинение, написанное автором II в., который хотел воздействовать на умы современников при помощи придуманного им описания ранней церкви. Его целью было не дать правдивое изложение фактов, относящихся к периоду около 50 г., а при помощи тщательно продуманного изображения событий и людей прошлого повлиять на свое собственное время. Он писал для современников, а не для истины. Его не волновал ни географический, ни исторический фон описываемого периода между 30 и 60 гг. I в. Он думал только о своем времени – 160-180 гг. и о том, как ему изобразить героев прошлого в ситуациях, которые тронут людей его времени»[51]. Позиция Рамзи изменилась радикально, когда, занимаясь исследованием ситуации в районе, который обычно называют Южная Галатия[52], он стал внимательно читать описание миссионерских путешествий Павла в Деяниях. Он не надеялся при этом найти информацию о времени Павла, но рассчитывал вычитать что-либо полезное для II в., т.е. времени, когда, как он считал, Деяния были написаны. Первое, что поколебало убежденность Рамзи в позднем происхождении Деяний, было чтение 14-й главы, в которой Лука рассказывает о том, как жители Листры после исцеления Павлом хромого приняли Варнаву и Павла за Зевса и Гермеса. Рамзи, знатока Малой Азии, поразило точное соответствие деталей в описании Луки тому, что было известно по независимым источникам: так из надписей мы знаем, что хотя пара Зевс-Гермес и встречается в разных частях Малой Азии, но особая концентрация совместных памятников Зевса и Гермеса (под греческими именами скрывались идентифицированные с ними местные боги) была характерна именно для района Листры[53]. Рамзи поставил вопрос следующим образом: если Лука оказался точным в одном случае, то не означает ли это, что он точен и в остальных: «Ни один писатель не является точным случайно или аккуратным время от времени. Он аккуратен благодаря определенной привычке ума. Некоторые люди аккуратны по природе, некоторые по природе рассеянны и неаккуратны»[54]. Соображения такого рода, но главным образом, тщательная проверка информации Деяний там, где такая проверка была возможна, превратила Рамзи в апологета историчности Деяний[55]. В самом деле, точность Луки в деталях поразительна. Так он совершенно правильно называет Сергия Павла, наместника Кипра, проконсулом, что, учитывая изменения в организации управления Кипром, показывает хорошее знание ситуации. Кипр попал под римское владычество в 57 г. до Р. Х.; два года спустя он был присоединен к Киликии, в 27 г. до Р. Х. он стал имперской провинцией и управлялся легатом, но в 22 г. до Р. Х. он перешел под управление сената и соответственно во главе был поставлен проконсул. Магистратов в Филиппах Лука называет στρατηγοί (стратеги), что является греческой передачей лат. praetores (преторы). Правильным титулом для городских магистратов в колониях был duumviri, но колониальные власти, копируя римские традиции, называли себя преторами, и Лука точно передает провинциальную чиновничью манеру повышать свой ранг[56]. Лука знает, что магистратов в Фессалониках называли политархами (Деян 17:6). Это редкий титул, который был в ходу в Македонии и Фессалии. Из 32 эпиграфических свидетельств 18 (а возможно, и 19) приходятся на Фессалонику[57]. Такого рода примеры можно множить. Работа Рамзи оказала очень большое влияние на протестантских исследователей, особенно в Англии и США. В немецкой протестантской науке среди защитников Луки-историка оказались такие крупные исследователи, как Теодор Цан[58], Адольф фон Гарнак[59], и знаменитый историк античности Эдуард Мейер[60]. С тех же позиций выступил и один из ведущих немецких католических специалистов по Новому Завету Альфред Викенхаузер, посвятивший большую работу специально рассмотрению исторической ценности Деяний[61]. Эти исследования изменили во многом ситуацию и сильно потеснили традиционный тюбингенский скептицизм, хотя о полном единодушии среди немецких ученых первой половины XX в. говорить все-таки не приходится.
После тюбингенцев наиболее радикально историчность Деяний была атакована американским исследователем, замечательным знатоком археологических еврейских памятников Малой Азии А. Т. Кробелем. В описании раннехристианской истории Лука отводит важное место боящимся Бога – квазипрозелитам-язычникам, которые почитали Бога Израиля, но не вступали в иудейскую общину и не становились прозелитами. Ядро этой категории составляли люди, практически принявшие единобожие, и портрет такого образцового квазипрозелита – римского центуриона Корнелия, Лука дает в 10-й главе. На периферии круга квазипрозелитов находились те, кого привлекала в иудаизме экзотика и необычность обрядов. Среди последних были даже представители римского нобилитета – иудаизм в I в. стал в Риме модной религией среди знати. Есть, например, основания полагать, что жена Нерона, Поппея, принадлежала к поклонницам иудаизма[62]. В Акмонии синагога была построена Юлией Северой[63], которая была верховной жрицей культа императора и принадлежала к самой верхушке аристократии: среди ее предков были цари эллинистического времени, а сын был римским сенатором[64]. Тем не менее споры о боящихся Бога ведутся уже больше столетия. Одна из серьезных проблем связана с тем, что термины, которыми пользуется Лука, описывая квазипрозелитов: боящиеся Бога, чтущие Бога (греч. φοβούμενοι τὸν θεόν, σεβόμενοι τὸν θεόν) не встречаются в эпиграфических памятниках – ближайшим аналогом в надписях является слово θεοσεβής и είσποιητοὶ άδελφοὶ σεβόμενοι θεόν ϋψιστον («приемные братья, чтущие Бога Высочайшего») в серии надписей из Танаиса в Боспорском царстве. Но как бы по-разному ни интерпретировали эти надписи и как бы ни объясняли соотношение их терминологии с терминологией Деяний, само существование круга иудействующих язычников ни у кого сомнения не вызывало. Ни у кого до Кробеля.
Идея Кробеля состояла в том, что появление такой группы в тексте Деяний с реальной историей никак не связано, а служило сугубо керигматической цели: «Это был символ, необходимый Луке для того, чтобы показать, что переход христианства в языческий мир свершился легитимно, без потери христианством своих ветхозаветных корней. Иудейская секта христиан совершила его по Божьей воле … Но этому есть оправдание и в самой иудейской истории: свидетельство тому – боящиеся Бога»[65]. Таким образом Лука оказывается богословом, который, не колеблясь, сочиняет исторические реалии, которые должны подтвердить его богословскую концепцию.
Аргументация Кробеля покоится на археологическом фундаменте. Кробель полагает, что количество информации о еврейской диаспоре, ставшей сейчас доступной исследователям, «позволяет реконструировать еврейскую жизнь исключительно на основе археологических находок»[66], а «поскольку археология не сохранила никаких следов боящихся Бога, их историчность представляется в высшей степени сомнительной»[67]. Насколько основательна позиция Кробеля? Прежде всего, он явно завышает возможности археологии для восстановления духовной жизни. Как заметил М. Гудмен, «нам стоит задаться вопросом, каким было бы представление историков об иудаизме, если бы они были лишены возможности черпать сведения из литературных текстов … Ни одно из археологических и эпиграфических свидетельств не содержит ни малейшего намека на действительно важные характеристики иудаизма, известные по позднеантичным еврейским и христианским источникам». Кроме того, несмотря на важные археологические находки второй половины нынешнего века, информация о жизни средиземноморской диаспоры, особенно в I в. по Р. Х., все еще, увы! лакунарна. У нас по-прежнему несопоставимо больше вопросов, чем ответов. Любопытно, однако, что сокрушительный удар по теории Кробеля пришел именно со стороны археологии.
В 1976 г., во время подготовки к строительству музея в Афродисиаде, городе в Карии (совр. западная Турция, примерно в 140 км к востоку от Эфеса), знаменитом своим святилищем Афродиты, среди лежащих на земле камней археологи обнаружили мраморную стелу с надписью, которой суждено было поставить точку в длительных дискуссиях о квазипрозелитах и подтвердить в этом вопросе историческую надежность Деяний.
Надпись, которую ее издатели[68] датировали началом III в. (до 212 г., т.е. до эдикта Каракаллы), была нанесена двумя разными резчиками на двух сторонах прямоугольной стелы, которая, возможно, стояла слева от входа в местную синагогу. На одной стороне надписи сообщается о строительстве благотворительной столовой[69]. Другая представляет собой список благотворителей, поддержавших строительство. Этот список состоит из двух частей, разделенных словами καὶ ὅσοι θεοσεβῖς = θεοσεβείς (и те, которые чтут Бога). При рассмотрении списка сразу же бросается в глаза контраст между двумя его частями. В верхней части почти половина имен имеет иудейскую окраску (транслитерация библейских имен, их греческие эквиваленты и т.д.). Хорошо известна ненадежность выводов об этнической принадлежности на основании ономастики. В частности, в еврейской среде были широко распространены греческие и латинские имена, в том числе теофорные, и поэтому быть диагностическим признаком они не могут – даже если человек носил имя, скажем, Дионисий, это еще не означает, что он не мог быть евреем. Еврейские же имена распространение в окружающем мире не получили – исключение составляют христиане, включившие в свой ономастикой определенный и ограниченный набор еврейских имен. Поэтому большая концентрация еврейских имен в первой части списка говорит о том, что в ней перечислены этнические евреи – члены общины в Афродисиаде. Это становится еще более очевидным при сопоставлении с нижней частью списка. Из шестидесяти трех имен в ней лишь два имеют иудаистскую окраску, одно, возможно, является семитским, два относятся к тем греко-римским именам, что были особенно в ходу среди евреев, а все остальные являются обычными греческими и римскими именами. При этом девять человек из второй части списка являлись городскими магистратами (βουλευταί). Сопоставление двух частей со всей очевидностью демонстрирует, что они содержат перечни имен людей, имеющих разное этническое происхождение. Таким образом, надпись из Афродисиады является первым безусловным эпиграфическим подтверждением того, что квазипрозелиты, которые занимали столь важное место в исторической концепции Луки, действительно существовали. Почему же Лука уделил им так много внимания?
Историческая концепция Деяний
В первой главе Деяний апостолы задают явившемуся им воскресшему Иисусу вопрос о том, когда (точнее, не в это ли время, не сейчас ли) будет восстановлено царство Израиля, иными словами, когда Израиль, народ Божий, обретет независимость и то значение, которое он имел при царе Давиде (ср. Мк 11:10, где толпа, приветствующая Иисуса, кричит: «Благословенно приходящее царство нашего отца Давида»). Иисус достаточно резко отвечает, что это не их забота, и объясняет, что же действительно является заботой Его учеников: быть Его свидетелями и распространить Его учение «вплоть до предела земли»[70]. Таким образом в самом начале сочинения Луки обозначена цель, которую он перед собой ставит как историк: показать, как предписанное Иисусом стало содержанием христианской истории. И действительно, Деяния заканчиваются в тот момент, когда задача выполнена: Павел проповедует в Риме, и теперь, когда благая весть достигла главного города тогдашнего мира, предела для ее распространения уже нет.
Цель, поставленная перед собой Лукой, диктует ему отбор материала и структуру повествования. Но он пишет не просто отчет о том, как постепенно в результате работы христианских миссионеров весть о воскресшем Спасителе завоевывала все новые сердца обитателей Средиземноморья. Да, автор строит свое повествование вокруг стремительно расширяющейся географии миссионерских путешествий, но интересует его не плавное течение событий, а моменты конфликтов, враги и друзья новой веры, препятствия, возникающие перед ее вдохновенными адептами, и преодоление этих препятствий. Деяния густо населенная и богатая событиями книга. В Деяниях упоминаются тридцать две страны, пятьдесят четыре города и девять средиземноморских островов. Девяносто пять человек названы по имени. Деяния – увлекательная книга. Лука рассказывает о кораблекрушениях, арестах, заключениях в тюрьму, исцелениях, воскрешениях. Как было замечено, в Деяниях есть все, что обычно включается в приключенческий роман, за исключением разве что любовной интриги[71]. И это увлекательное повествование ведет историк, имеющий четкую и продуманную концепцию.
ebooksa