Дневники мотоциклиста. Часть Первая

22
18
20
22
24
26
28
30
Гавана – Варадеро. Трансфер

11 821 км пути (101 км по Кубе)

Карты Острова в местных бутиках так и не нашли. А в пределах карты Гаваны нам уже давно тесновато. Выбор рент-авто тоже не впечатлил. Потому решили пока взять трансфер до Варадэры, а там уже не торопясь и вдумчиво, под рюмку-вторую-третью-и-закрепляющую только что купленного рома подыскать себе «кочу» по статусу. Белая «Пежошка» с таким же начищенным до блеска водилой встала в 95 куков. Хотя могли бы и поторговаться. Водила в пути смешно, как бы невзначай, накидывал на приборную панель полотенце, когда отключал счётчик. Стыд? Кто знает. Всю дорогу нам пел Фил Коллинз. Видимо, долгое кружение в среде иноземцев донельзя европеизировало нашего вагоновожатого.

Уже отъезжая от отеля, проводили взглядом («Смотрите-смотрите, вот же он!») мини-рынок прикладного творчества, который оказался сразу за углом отеля. Случайно наткнулись на него ещё в первый день, но так спешили сменить бельё после «купания Красного Коника», что пришлось отложить на потом. А на этот самый потом он как сквозь землю провалился, как мы вокруг да около ни кружили. Впрочем, кружили вяло: не до сувениров в первые дни. Не найдя рынка, присвоили факту статус парадокса и постарались забыть о нём. А тут вот он – рынок «На потом», как прощальная насмешка этой своенравной девушки Лябаны.

Варадеро, Сол Палмерас. «Четыре звезды солнца под пальмами»

11 965 км пути (245 км по Кубе)

По дороге на Варадеро удивило огромное количество плакатов с лозунгами по обе стороны прибрежной трассы. И полное отсутствие дорожных знаков и указателей. Видимо, верный путь полагается прокладывать исключительно по плакатам «Да здравствует революция!» и «Викторья Сьэмпрэ!». Это обстоятельство ещё не раз сыграет с нами шутку.

Начало следующей, стопроцентно алеманской фазы нашего путешествия прошло под знаком сытого и тупого ничегонеделанья. Такой вид отдыха претит моему неуёмному характеру. Но ведь это часть общего утверждённого Плана! И потом акклиматизация, фантомы которой ещё давали о себе знать спонтанным зависанием в астрале и вялым либидо. Для устранения последних и задуман алеманский заказник «Сол Палмерас» (Солнце-Пальмы) – целых четыре звезды ленивых удовольствий у самой кромки Океана, четыре звезды так и не показавшегося за трое суток солнца и варадерских пальм.

Номер в отеле, признаться, похуже, чем в Хилтоне. Но за 60 баксов к нему «включено всё»: территория, белый песок, Океан, жрачка до упада и выпивка до полной зюзьки. Даже голографические «наручники», несъёмные. А мы их и не снимали до самых последних дней странствий. Чтобы учёным френдам было легче отслеживать миграцию окольцованных залётных алеманов.

И снова, как и в алеманском Хилтоне, еда как из Рога изобилия: из всех роговых щелей. И вновь древние греки и Мандельштам. И бары с выпивкой на каждом квадратном сантиметре охраняемой территории. От непривычно обильной для моего худосочного организма еды и выпивки организм периодически сбоил и просил уединения по три раза на дню.

Среди праздно шатающегося алеманского контингента много русских дядек:

– Как давно здесь? Где были?

– Четыре дня пьём. И вы вливайтесь. Да, вот ещё: на крокодилов съездите посмотреть.

(Павлины, говоришь? Кх-хе!) [149]

Стали вливаться. Карту напитков проработали лишь на треть, пополнив список миксов такими названиями как «Куба Либрэ», «Куба Вердэ»; и «Пина-колада» [150]. Особенно хорош последний в баре у актового зала. Ещё был какой-то «купорос», имени которого не сохранил. Среди барменов Луиса обнаружено не было, что впоследствии подтвердилось: жульё неимоверное. Смотрят как на врага, а сами, меж тем, подсыпают в бокалы какое-то лошадиное пойло. Прощелыги кубинские, одним словом, тучными алеманами вскормленные!

Совершили штатный заход в воды мирового океана. Погода пасмурная, волна: едва успев произвести ритуальное омовение конечностей, мы были выброшены на берег стихией. Френды и тут обложили: пока падры вялились на лежаках, принимая тучевые ванны, я решил осмотреть ближайшие метры береговой линии. Едва успел выйти за пределы видимости секьюрити, как на меня из кустов, как из табакерки выпрыгнул очередной чорт (через «о»). И за старое: «Дядя на сигарной фабрике. А я бедный-несчастный. Вот, смотри, козырёк у кепки сломан…» – и прочий кубинский баян [151]. Куба – одна большая «Республика ШКИД». А мы в ней – Викниксоры Ё [152].

Зашли в «Берёзку» при отеле. Я увидел там прекрасную футболку, «Четыре стадии рома» называется: нарисовано три рюмки и подпись, типа «вот, пацаны, начинает отпускать». Ниже четыре рюмки и: «ты сатри, какие вокруг прекрасные чики». В самом низу семь или восемь рюмок и: «я – человек-невидимка». Прикольно, беру! Но отцы отговорили, хоть и не без труда. Мол, мы эти футболки на пальмах вертели, мы таких футболок ещё столько увидим, ещё и круче, и в два раза дешевле. А тут развод алеманский. В подтверждение сказанного, раскурили «Гвантанамеру» мира, купленную тут же за пару куков. Пацаны! А жизнь-то налаживается!

К вечеру, не выдержав безделья, я оставил «лос Бобров» [153] за двумя важными действиями, которые должен предпринять любой уважающий себя муж по приходу домой: включить «ящик» и завалиться с пультом в руке поперёк дивана. А я выдвинулся навстречу приключениям, которые поджидали меня уже за порогом…

Сол Палмерас. История Наташи

Расположившись за стойкой в баре, что прямо посреди бассейна, я стал оценивать ситуацию сквозь призму налитого, а затем и выпитого: «Блэк рон визаут айс, пор фавор!» [154] Насверлил лунок, закинул удочки и стал ждать, неспешно назюзькиваясь. Вот, к примеру, какая примостилась рядом прекрасная и удивительная. Есть на что обратить мутнеющий взор. Похоже, итальянка. Эх, ушла, жаль. Зато из толпы алкоголиков-интернационалистов (испанская и английская речь) выделилась самая, что ни на есть, Мечта поэта, каковым я на тот момент уже начинал являться [155]. В её непринуждённом разговоре с барменом я услышал знакомые до боли словоформы. Я подсекаю:

– Вэ а ю фром… Раша?

– Си, – был ответ [156].

«Раша» оказалась Наташа (это имя, а не что вы тут подумали). Когда-то была замужем то ли за кубинцем, то ли ещё за кем. Отсюда и испанский её, что подслушал в разговоре с барменом.