Ведьма по имени Ева

Я боялась открыть глаза. Но теперь даже эта темнота внутри моих век, казалась мне светлой и наполненной солнечным сиянием.

– Страх, – прошептал он над моим ухом, – это единственное, что остановит пустоту. Остальное – иллюзия, обман. Остальное – ложь. Ложь нужна, чтобы находились те, кто будет оставлять дверь не запертой. Потому что кому-то очень нужны человеческие души.

Какое-то время, после того как замолк его голос, было тихо. Я открыла глаза… и снова оказалась в стенах собственной квартиры. Не было ни пустыни с черным всадником, ни Пустой комнаты, ни моего таинственного визитера.

Я знала, зачем он вернул меня сюда. Он дал мне время подумать: насколько сильно меня испугало то, что он показал мне; и хочу ли я все еще счастья. Он дал мне время сделать выбор».

***

Безымянная девушка сошла с подножки троллейбуса. Медленной, отрешенной походкой она шла мимо витрин магазинов, мимо киосков в подземном переходе, мимо сквера, мимо подъездов, освещенных желтым светом, мимо скамеек во дворе. Она шла домой и по пути время от времени задумывалась, какую дорогу к дому выбрать. Перейти через пешеходный переход на светофоре? Или через подземку? Обойти сквер? Пройти через сквер? Обойти соседний двор? Пройти через него? Обойти его с другой стороны?

Она не намеренно задавала себе эти, в сущности, бессмысленные вопросы. Они сами навязчиво лезли ей в голову. Но ни на один из них она не ответила. Она не делала выбора, просто шла туда, куда несли ее ноги. Потому что не имело никакого значения, какой дорогой она доберется до дома. Она все их знала: каждый куст, каждую выбоину в асфальте. Знала, на каких подъездах разбиты лампочки, а на каких жители всегда следят за тем, чтобы свет горел для них и их близких, возвращающихся поздно домой. Знала, какие скамейки к вечеру уже опустели, а на каких до сих пор, ежась от холода, толпятся подростки, взрывая тишину вечера громким смехом и грубым пошлым матом.

Она вошла в свой подъезд. Поднялась в лифте на свой этаж. Открыла дверь своей квартиры, а закрыв… А закрыв, поняла, что все это не ее. Это все чужое. Такое привычное, такое стабильное, такое знакомое до мельчайших деталей – все это вызывало в ней зуд. Невыносимый, не прекращающийся ни на миг зуд, от которого ей хотелось содрать с себя кожу.

Она зашла в ванную. Открыла кран с горячей водой. Подставила под воду руки, чтобы согреть околевшие пальцы. Ее мысли обрели ясность. Четко, твердо и понятно они звучали в ее голове.

Страх. Изменил ли он ее стремления, ее одержимую тягу к счастью? Нет. Этот страх не имел и половины той силы, которую имело всепоглощающее разочарование, живущее в ней слишком давно.

Пустота. Оттолкнула ли ее эта черная и бесконечная пустота, которую она видела в пустыне мертвой земли? Но чем эта пустота была хуже той, в которой она существовала изо дня в день, и в которой ей предстоит существовать, может быть, до самого конца ее жизни?

Всадник. А кем была она? Разве она не мчалась на месте, проживая годы, в которых каждый прожитый день был похож на предыдущий? Она чувствовала, она знала: все дни, которые ждут ее впереди, будут всего лишь бегом на месте. Нет, она не боялась стать такой, как он. Она уже была такой.

Душа. У нее была полуживая душа. Но именно эта полуживая душа хотела счастья. Именно эта полуживая душа отчаянно хотела жить – в полную силу.

Она закрыла кран и провела рукой вдоль зеркала. В освобожденной от пара зеркальной поверхности она увидела свое отражение. И еще кое-что у себя за спиной…

Дверь.

Что ж, у нее остался только один вопрос. Ей нужен тот, кто пришел, чтобы давать ответы. Нужно только задавать правильные вопросы. Она была уверена, что задаст ему правильный вопрос.

Она отвернулась от зеркала, подошла к двери и открыла ее.

***

Пустая комната не изменилась. Здесь нечему было меняться. В комнате завис исходящий из воздуха свет – тусклый и какой-то неживой. Не было дверей, не было окон, не было никакой мебели. Стены, потолок, пол – трудно было понять какого они цвета.

– У них нет цвета, – сказал тихий голос у нее за спиной.