– Разве можно назвать место, где вас гнобят, домом? – искренне возмутилась я.
Перед моими глазами всё ещё стояла Натали, которая напоминала собой фарфоровую куклу, такую же прекрасную и холодную. Только вот эта внутренняя отстранённость была ей самой противна, но что делать с ней, как жить иначе, девушка не знала. – Любое было бы лучше, чем это.
– Не знаю, – призрак улыбки отразился на устах, напомнив о странной особенности парня демонстрировать напускное радушие, при этом оставаясь застывшим айсбергом.
Его всегда выдавали глаза. Они были детектором лжи или пятой Ахиллеса. Потому что достаточно было одного взгляда, чтобы увидеть очередную маску, которую тот одел на себя, спрятав настоящие чувства глубоко внутри. И хотя голубизна была прекрасна, часто в ней не было жизни. Она лишь морозила холодом, оставаясь безразличной даже тогда, когда его уста сыпали шутками или весело смеялись.
Меня почему-то это раздражало, хотя не моё это дело копаться внутри чужого человека. Но холодность Данилы, его презрение, всегда цепляло. И язык сам бросал колкости только для того, чтобы пробудить в нём другие эмоции, ставя ставку на гнев, который жарким солнцем вспыхивал в очах, пронзая свирепым взглядом.
– Я никогда не думал уйти отсюда.
– А зря. Возможно, многое бы поменялось.
– Например, что? – яростно выпалил парень, резко опустив топор на полено. Раздался удар, и половинки полетели в разные стороны, вонзившись в сугробы острыми стрелами. – Внешность?
– Да что ты к ней так прицепился? – порядок в сарае был почти наведён, оставалось лишь несколько брусочков. – Нормальная внешность. Это неплохо – быть непохожим на других, я про другое.
– Про что?
– О вашей сволочной натуре, сэр – пояснила я, – может, хватит брызгать ядом и бросаться на каждого встречного?
– Тебя это, каким боком касается?
– Самым что ни на есть. Я, между прочим, тоже отношусь к этим встречным, так что жажду справедливости.
– А больше ты ничего не хочешь?
– Хочу, конечно, – сказала я, вспоминая свои многочисленные желания, – машину, только побольше, чем эта, – палец указал в сторону чёрного пикапа, – и дом…
– Но тоже побольше? – съехидничал парень.
– Да, и не здесь.
Мы оба замолчали, понимая, что игривость ушла, и фантазия больше не возымеет успех. Если продолжу, то она превратиться лишь в глупое притворство, разрушив ту тонкую нить, что появилась во время краткого разговора.
«И кто меня дёрнул говорить об этом? – сетовала я, злясь на длинный язык, на мысли, которые влезали в чужую жизнь, строя нелепые догадки. – Какое мне дело до него? До его семьи? Встретились и разбежались, разве так не лучше? Всё равно через пару дней, когда циклон уляжется, я исчезну из их жизни навсегда».
Сложив дрова, я присела возле сарая, и, подперев щёку ладонью, стала наблюдать за Данилой, прикидывая его возраст. Смущало детское лицо, чуть наивное, даже где-то капризное. Ему бы расцветать эмоциями каждый раз, а оно морозило холодом, избегая любых их проявлений. Только присутствие Кости дарило ему живость, заставляя копировать чужие чувства.
ebooksa