— Ступай себе на лежанку, богу молись. Я сейчас к батюшке братцу иду. — И, накинув сверх своего опочивального костюма эпанечку{98} шелковую с воротниками, сестрица-генеральша вошла к сударю братцу. — Здорово живешь, Комарушка? — сказала она мимоходом Комариной Силе, растворявшему перед нею дверь.
Гаврила Михайлович поздоровался, встал с своего почти просиженного дивана, спросил сестрицу-генеральшу: «Каково почивала?» — и опять сел.
— Силушка! ты себе другое время найдешь, — выслала генеральша из кабинета Комариную Силу, который было располагался у печки читать житие. — И дверь-то за собою, Силушка, припри…
— Не надо! — возвысил голос Гаврила Михайлович. — Матушка сестрица! — начинал хмуриться он. — Дом мой не есть канцелярия тайных дел, и в доме у меня тайностей не имеется. Я скорее глотки и уши заткну, а уже, ото всякой дряни хоронясь, дверей моих запирать не стану. Слышишь, Комариная Сила! Чтобы ты у меня слухом не слыхал и видом не видал!
— Слушаю, батюшка Гаврила Михайлович! — отвечал из-за дверей Комариная Сила.
— И я вас, матушка сестрица, слушаю. Извольте говорить, коли вы мне сказать что пришли. — Кажется, Гаврила Михайлович догадывался о предмете разговора.
Приступ был такой решительный и, можно сказать, неожиданный, сударь братец, приготовляясь слушать, так настойчиво заложил нога за ногу и свесил свою стоптанную туфлю, что сестрице-генеральше ничего более не оставалось, как объявить прямо:
— Я, батюшка братец, об Аннушке говорить приехала.
— Что такое Аннушка?
— Взыскал ее господь милостию. Жених ей хороший находится.
Судя по бровям Гаврилы Михайловича, совершенно наежившимся, можно было ожидать, что и сестрицу-генеральшу не встретит ли один из тех лаконических ответов, которыми Гаврила Михайлович встречал и выпровождал свах. Но нет!
— Какой жених? — спросил он.
— Такой, сударь мой братец, что и бога моля не вымолить нам лучшего. Сам ты изволишь судить своим разумом. Друцкой княгине свойственник, Трубецкого князя Илью дядей зовет; Ширинские ему своя семья, да и бабушка тож двоюродная, Анфиса Петровна, человек в случае. Вельмож за уши дерет.
Гаврила Михайлович молчал. Сестрица-генеральша продолжала говорить далее:
— И достатком тож, как сами вы, сударь братец, сведомы, не обидел господь. Родовые вотчины не за горами, и богатство его отцовское не на воде писано — четыре тысячи душ.
Гаврила Михайлович молчал. Матушка сестрица-генеральша посмотрела немножко со стороны и сама помолчала.
— Так вот, свет вы мой батюшка братец! — начала она (в добрый час молвить, а в худой помолчать). — Как вы этому делу, что скажете и что прикажете?
Гаврила Михайлович встал и, отвечая своею полною грудью, сказал:
— Не отдам!
— За Марка Петровича! — всплеснула руками генеральша.