— Хорошо, маленький, — согласился он.
Странник был верен своему слову. Ножом он выкопал рядом с Фейт неглубокую ямку, насыпал в нее пригоршню трута и высек искру. Потом добавил сломанных палочек. Получившийся костер лишь слегка светил и согревал, но этого оказалось достаточно. Ларк сидела рядом с матерью и приглаживала ей волосы, а та смотрела в огонь.
Мэтью тоже нашел себе место и улегся спать прямо под звездным небом. Странник исчез. Мэтью не знал, скрылся индеец снова в ветвях какого-нибудь дерева или ушел в лес. Он приготовил пистолет: сначала насыпал в дуло порох, потом достал из охотничьей сумки круглую свинцовую пулю, положил ее на один из кусочков ткани, которые ему продал Милчел, и с помощью маленького шомпола, закрепленного в пистолете прямо под стволом, загнал ткань и пулю внутрь. Затем вернул шомпол на место. Оставалось только подсыпать пороху на полку, но это он сделает уже перед тем, как воспользоваться оружием. Он вытянулся, услышал, как хрустнул позвоночник, и положил пистолет с правой стороны от себя, прямо под кончиками пальцев.
До него донеслось, как Ларк говорит с матерью.
— Ты веришь в Бога?
Ответом ей была тишина.
— Скажи это для меня, Фейт. Давай, как мы говорим это каждый вечер.
Фейт продолжала молчать. А потом хриплым, срывающимся голосом маленькая девочка Фейт спросила:
— Мы пойдем завтра к миссис Джейнпенни?
— Пойдем.
— Мне не нравится эта дорога.
— Но нам придется идти по ней. А теперь постарайся расслабиться. Закрой глаза. Вот так, молодец. Нам нужно сказать сейчас то же самое, что мы говорим дома. Хорошо? Ты веришь в Бога?
И опять тишина. А потом раздался едва слышный голос:
— Да, мамочка.
— Ты веришь, что нам не нужно бояться темноты, потому что Он освещает наш путь?
— Да, мамочка.
— Ты веришь в Небеса обетованные?
— Да, мамочка.
— И я верю. А теперь спи.
У Мэтью были свои трудности. Как заснуть, зная, что, когда Морг подкрадется к ним, его целью будет убийство, а избранной жертвой — человек из Нью-Йорка, чья работа состоит в том, чтобы решать проблемы, и который, спасшись от одной гремучей змеи, стал главной мишенью для другой? Мэтью вспомнил, как при первой встрече спросил Морга, почему он решил попытаться убить Мэрайю в красном амбаре за больницей, вместо того чтобы унести ноги, и как Морг ответил: «Христианское милосердие не позволило мне бежать, не освободив Мэрайю из темницы боли, в которой она жила». Может быть, ненависть к людям и желание убивать пересиливают в Морге даже здравый смысл, подумал Мэтью. Как некоторые люди, вопреки всем разумным доводам, добровольно становятся рабами всевозможных пороков, так и Морг предан своей тяге к истреблению человеческих жизней. Или, вероятно, так: когда ему предоставляется возможность убить кого-нибудь, он просто пользуется ею, несмотря ни на что. Мэтью закрыл глаза. И снова открыл. Хоть он и устал, нервы у него были на пределе. Он положил пальцы на рукоятку пистолета. Он вдруг подумал, что должность секретаря мирового судьи была не такой уж плохой. Он вспомнил, как Натаниел Пауэрс сказал ему в ратуше в середине лета, после того как освободил его от обязанностей секретаря, чтобы он поступил на работу в бюро «Герральд»: «Думаю, учеба твоя только начинается».