Мистер Морг

Иногда такой же растерянный и неуверенный в себе, как и все люди на нашем крутящемся земном шаре, но очень часто оказывающийся самым подходящим для работы человеком, эксперт по решению проблем ехал домой.

Мир Мэтью Корбетта

Я надеюсь, что вам понравилось в мире Мэтью Корбетта и вы продолжите следить за похождениями Мэтью. Эта серия книг задумывалась как своего рода машина времени — не только для того, чтобы рассказать детективно-приключенческую историю с постоянно развивающимся сюжетом, но и чтобы показать, как люди жили в колониальные времена.

Сказав это, я должен оговориться: да, историческая действительность не отражена в этих произведениях с безупречной достоверностью — и в то же время нельзя сказать, что она показана совсем недостоверно. Это, наверное, равносильно утверждению, что есть много оттенков серого, но ведь оттенков серого и правда много. Я не уверен, что кто-то вообще способен абсолютно достоверно описать какую-либо историческую эпоху, — просто потому, что мы в ней не живем (и не можем жить). Мы опираемся на существующие исследования и книги, на дневники, документы и карты, но дело в том, что, даже дотошнейше изучив материалы и учтя мельчайшие детали, мы продолжаем смотреть на ушедшую эпоху сквозь призму наших сегодняшних представлений. И мы неспособны смотреть на нее иначе. Мы знаем только то, что прочли, и то, что предположили исследователи, а они тоже видят ту эпоху сквозь призму своих собственных представлений. То есть в каком-то смысле прошлое всегда будет оставаться областью, которую невозможно охватить полностью и описать достоверно, но мы, несомненно, можем попасть в нее в своем воображении.

Как беллетрист, я немного подгонял историю под свое повествование. Вот несколько примеров того, как и почему я это делал.

Я, конечно, не эксперт. Можно дни и ночи посвятить штудиям и историческим изысканиям, но достичь идеала не получится — просто потому, что это невозможно. Следует также понимать, что, хотя в подлунном мире найдутся эксперты по любому предмету, не существует специалиста сразу по всем предметам, а вы как раз должны хотя бы попытаться стать таковым, когда пишете исторический роман — особенно если это исторический детектив. Я учусь по ходу дела, но мне никогда не добиться совершенства — не будут совершенными также мои исследования и сочинения.

Показательный пример — деньги. В колониальную эпоху царила такая неразбериха с хождением разных видов денег, что тут даже у эксперта голова пойдет кругом. Голландские деньги, испанские монеты; конечно же, английская чеканка, вампумы[17], бартер — с ума сойти! Соедините все это, учтите, что курс обмена в течение колониальной эпохи очень быстро то рос, то падал, и получите жуткую путаницу, с которой нужно как-то разобраться, если вы где-нибудь собираетесь упоминать о деньгах. Мне нужно было о них упоминать, и поэтому я упростил денежный вопрос, чтобы не перегружать читателя. Не вполне достоверно, но и не совсем недостоверно.

Не самый трудный, но интересный вопрос: как называть три приема пищи в течение дня? Завтрак, ланч и обед? Но в то время, о котором я пишу, говорили: завтрак, обед и ужин. В предыдущих книгах серии я писал об этом так, как говорят сегодня, но теперь для большей достоверности решил использовать язык колониальной эпохи. Но когда один персонаж предлагает другому пообедать с ним в полдень, возникают трудности. Это выбивает читателя из колеи. Что, обед в двенадцать часов дня? Наверное, опечатка. Читатель вполне может сказать: черт возьми, да в этой дурацкой книге полно опечаток! Обед днем? А вечером ужин? «Ужин»? Вроде бы так говорят только в глухих деревнях? Понимаете, к чему я клоню? Сам я вырос на юге, и у нас словом «ужин» называли вечернюю трапезу, но я не уверен, что большинству современных людей знакомо такое употребление этого слова, и уж конечно, они не говорят «обед» вместо «ланча». Поэтому я стараюсь навести тут какой-то порядок, и хотя в этой книге пару раз «обедом» названа вечерняя трапеза, я теперь больше склоняюсь к использованию в этом случае слова «ужин». А вместо слова «обед» для обозначения приема пищи в полдень я пишу просто «полуденная трапеза». И тут не вполне достоверно, но и не совсем недостоверно.

Вопрос посерьезнее: в какие именно годы разворачивается действие моих книг? Позвольте объясниться, чтобы стало понятнее.

Когда я писал первый роман о Мэтью Корбетте, «Зов ночной птицы», то думал, что это будет одна книга, действие которой происходит в 1699 году, когда вера в колдовство в колониях практически сходила на нет. В книге фигурирует женщина, обвиненная в том, что она ведьма, так что 1699 год — как раз то время, которое нужно, потому что не сохранилось более поздних колониальных документов с упоминанием веры в колдовство. Поэтому я и взял год 1699-й.

На несколько лет я сошел со сцены, «замолчал». А потом, в один прекрасный день, подумал: а не написать ли мне еще одну книгу о Мэтью Корбетте? Допустим — но куда я с ним поведу читателя? И мне пришло в голову, что можно было бы соединить тайны и загадки Шерлока Холмса, экшн Джеймса Бонда, странных злодеев из комиксов о Дике Трейси, атмосферу костюмных фильмов ужасов, снятых на студии «Хаммер» в пятидесятые годы, и, замешав это на моем интересе к американской истории, детективу и на всем, что смогу придумать, создать целую серию книг. Мне показалось, что писать такое будет нескучно и что нескучно будет такое читать — а это всегда было для меня главным побуждением чем-либо заняться.

Мне хотелось писать о Мэтью Корбетте, а не о его сыне или внуке. Но чем больше я читал о колониальной эпохе, тем больше понимал, что в качестве отправной точки удобнее всего было бы взять приблизительно 1730 год, потому что тогда яснее определилось устройство общества и много чего происходило. Интересную историю рассказывают и найденные мной карты Нью-Йорка: в 1690 году это был небольшой, довольно примитивный по нашим меркам городок, но в году 1730-м он уже обещал стать тем, что мы сегодня называем полноценным городом.

Но… если в 1699 году Мэтью было двадцать лет, то в 1730-м ему стукнуло бы… пятьдесят один? Я ничего не имею против людей старше пятидесяти, поскольку сам к ним принадлежу, но идея отправить удалого пятидесятиоднолетнего героя махать саблей, разгадывая загадку мирового масштаба, показалась мне не очень удачной.

Поэтому я объединил эпохи 1690-х и 1730-х годов — в результате получилось нечто среднее, приемлемое и для меня, и для Мэтью. Я стараюсь передать атмосферу прошлого — повторяю: не вполне достоверно, но и не совсем недостоверно.

Кроме того, если бы я выбрал временем действия моих романов 1730 год, то в них не было бы лорда Корнбери. Он на самом деле был губернатором Нью-Йорка и Нью-Джерси с 1701 по 1708 год, и в Историческом обществе Нью-Йорка есть его портрет, на котором он изображен в женской одежде. Очевидно, он был одержим желанием угодить своей кузине королеве, и его называют образчиком нечистого на руку политика, а в то время именовали «дегенератом и извращенцем» за привычку переодеваться в женское платье. По некоторым сведениям, он был в платье и на похоронах своей жены. Ну как не полюбить такого персонажа?

И конечно, было бы ужасным упущением, если бы я не упомянул еще об одном действующем лице — самом мистере Морге.

В 1930-е годы в Англии один театральный актер официально изменил имя и стал зваться Тодом Слотером (Tod Slaughter), а вскоре благодаря ярким ролям его стали называть Мистером Мёрдером (Mr. Murder)[18]. Слотер был оригиналом и ломал шаблоны. Исполняемый им злодей был эксцентричен, полон жизни, затмевал всех актеров, скрежетал зубами, хохотал, словно это звонит погребальный колокол. Считается, что он сыграл Суини Тодда, Демона-парикмахера с Флит-стрит, не менее 2000 раз. В 1936 году вышла на экраны киноверсия «Демона-парикмахера с Флит-стрит» с ним в главной роли. В фильме «Преступления Стивена Хока» он ломает позвоночник маленькому мальчику. Этот его злодей был метко прозван Спиноломом.

Герои Слотера — как правило, нацеленные на продвижение вверх по социальной лестнице негодяи, которые присматриваются к барышням с хорошим наследством. Убийство не заставляет себя ждать. Конечно, не каждому понравятся его игра и его герои; возможно, они не очень хорошо выдерживают «проверку временем», но когда в моем детстве по субботам в одиннадцать часов вечера начинался «Театр страшных ужасов» и показывали фильм с Тодом Слотером на поцарапанной пленке и со странно приглушенным саундтреком — боже, это была моя стихия.

Мне хотелось бы думать, что мистеру Слотеру этот выход на бис пришелся бы по душе.

Надеюсь, вам стало яснее и то, из чего я исхожу, и то, куда я двигаюсь в этой серии книг. Как я уже сказал, я не эксперт — но я учусь. Вызов тут в том, чтобы написать, по сути, «современный» детектив, действие которого помещено в определенные «исторические» рамки. Мир Мэтью Корбетта одновременно изящен и жесток, он целомудреннее, чем мы думаем, и порочнее, чем мы можем себе представить, — наверное, именно сочетание этих качеств всегда интересовало меня в той эпохе.