Мистер Морг

Мэтью так и застыл на месте. Он смотрел на завернутое в простыню тело, лежавшее всего футах в двадцати от него. Он вспомнил, как старинные часы пробили вчера вечером девять часов… через несколько минут после того, как раздался стук в дверь. Это невозможно, подумал он… Невозможно. Нет, сторож наверняка ошибается. Это случилось не вчера вечером, а сегодня утром. Да и… скорее всего, это вообще не Кристина Мортимер.

— Непонятно, что она делала на улице в такую погоду, — сказал викарий. Он тоже смотрел на тело. — Куда бы она ни направлялась, наверное, это было для нее очень важно. Пойдемте, сэр! Пожалуйста, взгляните! Это не страшно. Должно быть, она умерла мгновенно: у нее такой вид, как будто она просто спит.

Мэтью вспомнил, словно в горячечном сне. «Я не хочу пить и не голодна», — сказала она. И еще: «Никогда в жизни мне не было так холодно». И: «Как будто… что-то разбилось».

— Нет, — прошептал Мэтью. Холодный ветер уносил прочь призрачные облачка пара от его дыхания. — Нет, — повторил он, как будто мог изменить то, что уже свершилось.

— Правильно ли я понимаю, что вы не желаете посмотреть на нее? — спросил викарий.

— Я хочу… — Он не знал, чего он хочет. Нужно сосредоточиться и попробовать ответить снова. — Я думаю, вам надо послать человека в дом Мортимеров. Лорд Мортимер ночью скончался, так что вы там нужны. И… — Он едва мог говорить, во рту у него все пересохло. — И попросите Йеспера Оберли прийти и посмотреть на эту… эту отважную молодую женщину. На это… благороднейшее… существо, — сказал он, как будто Бэррингтон мог что-то из этого понять. — Возможно, он ее знает.

— Значит, не будете смотреть, сэр?

— Нет, — сказал Мэтью. — Не буду. Не могли бы вы ее немного подвинуть (осторожно, пожалуйста), чтобы мы могли продолжить наш путь?

— Как вам будет угодно, — ответил викарий. — Ну, тогда всего вам хорошего.

— Счастливо, — сказал Мэтью, уселся обратно на сиденье и закрыл дверцу.

Он все смотрел прямо перед собой на противоположную стенку, пока не почувствовал, что колеса пришли в движение и карета снова тронулась. Прошло много времени, прежде чем он расслабился, сменил позу и, сняв треуголку, провел рукой по лбу.

Он подумал, что… если верить в такие вещи (а он не верит)… Смерть освободила две души из клеток, в которых они страдали. Вошла в одну из них и приняла образ ее тела, и кто смог бы сказать, какая там часть была Смертью, а какая Кристиной Мортимер?

Если верить в такие вещи — а он не верит.

И ему подумалось, что в эту ночь Смерть явилась великодушной тенью. В этом мире людей постигают несчастья, болезни. Иногда отцы творят зло, которое потом не в силах полностью исправить, а дочери не в силах совсем забыть, но тут… было предложено хоть как-то помириться, и это предложение было принято, — может быть, о большем нельзя было и мечтать. И уже за одно это нужно быть благодарным.

Если верить в такие вещи.

Мэтью отдернул черную занавеску на окне. Из-за молочно-белых облаков выглянуло солнце. Небо снова становилось голубым. Мир оттаивал, как это всегда бывает после ледяной бури.

Откидываясь на спинку сиденья, он решил: скажу Хадсону Грейтхаусу, что дело оказалось пустяковым. Лучше так, чем позволить здоровяку думать, будто Мэтью верит в то, что Смерть может в человеческом облике прийти за богачом.

— Нет, — сказал он себе.

Но он знал, что столик в «Рыси да галопе» и кружка эля зовут его к долгому общению с духами безмолвия и царством неизведанного — сферой, в которой он сущий ребенок.

Карета с грохотом мчалась, ломая колесами мокрый лед.