«Ты ведь отлично знаешь, – сказала Марина, – что твой отец против того, чтобы ты курила за столом».
«Ах, пусть курит», проговорил Демон.
«Я говорю о Даниле, – с нажимом пояснила Марина, – у него на сей счет пунктик».
«Зато у меня есть счет с пунктиками», ответил Демон.
Ада и Ван не могли удержаться от смеха. Это была добродушная пикировка, не особенно остроумная, но все же забавная, и мгновенье спустя Ван продолжил ее:
«Пожалуй, я тоже воспользуюсь этим “Алиби”, то есть “Албани”».
«Прошу всех отметить, – сказала Ада, – насколько voulu была эта оговорка! Признаться, мне нравится выкурить папиросу, когда хожу по грибы, но когда я возвращаюсь, этот ужасный насмешник принимается твердить, что от меня несет влюбленным турком или албанцем, повстречавшимся мне в лесу».
«Что ж, – сказал Демон, – Вана можно только похвалить за то, что он блюдет твою честь».
Настоящие русские профитроли (очень мягкая «л»), впервые приготовленные русскими кондитерами до 1700 года в Гаване, представляют собой более крупные пирожные с более сливочным шоколадным кремом, чем те темные и маленькие «профит-роллы», которые подают в европейских ресторанах. Наши сотрапезники отведали этих сладких бомбочек под соусом chocolat-au-lait и уже готовы были приняться за фрукты, как в столовую вдруг быстро вошел Бут в сопровождении отца и ковыляющим следом Джонсом.
Все клозеты и водопроводные трубы в доме вдруг заурчали и забулькали, что всегда предшествовало и сопутствовало международному соединению. Марина, уже несколько дней ожидавшая вестей из Калифорнии в ответ на свое бурное послание, не смогла совладать со страстным нетерпением и при первом же утробном спазме едва не кинулась к дорофону в прихожей, когда в столовую ворвался молодой Бут, волоча за собой длинный зеленый провод (который заметно вздувался и сокращался, совсем как змея, заглатывающая полевую мышь) и держа на вытянутой руке богато украшенную бронзово-перламутровую трубку, которую Марина с неистовым «À l’eau!» прижала к уху. Дорофонировал, однако, всего лишь старый хлопотун Данила, желавший сообщить, что Миллер все же не сможет приехать сегодня вечером и что он прибудет с ним в Ардис утром ранним и ясным.
«Что ранним – верю, но сомневаюсь, что ясным», заметил Демон, который к этому времени уже пресытился семейными радостями и немного жалел, что пропустил начало вечерней карточной игры в Ладоре ради этого старательно устроенного, но все же
«Кофе подадут в Желтую гостиную, – сказала Марина таким траурным голосом, как если бы говорила о ссылке в Сибирь. – Джонс,
«Каковым и остался, – холодно сказал Демон, – поскольку ты смешала двух Миллеров. Поверенный Данилы – это мой старый друг Норман Миллер, адвокатское бюро “Фейнли, Фехлер и Миллер”, наружностью он вылитый Вильфрид Лорье. А у Норберта, помню, голова как Kegelkugel, живет он в Швейцарии, прекрасно осведомлен, за кого ты вышла замуж, и этот Миллер мерзавец, каких поискать».
Быстро выпив чашку кофе с рюмкой вишневого ликера, Демон поднялся.
«Partir c’est mourir un peu, et mourir c’est partir un peu trop. Скажи Даниле и Норману, что завтра в любое время я буду рад встретиться с ними за чаем в “Бриане”. Кстати, как Люсетта?»
Марина нахмурилась и покачала головой, изображая любящую, обеспокоенную мать, хотя, в сущности, к дочерям она испытывала даже меньше привязанности, чем к милому Даку и жалкому Дану.
«Ох, как же мы волновались, – сказала она наконец, – как ужасно волновались. Но теперь, судя по всему —»
«Ван, – обратился Демон к сыну, – будь добр. Шляпы у меня не было, но были перчатки. Скажи Бутейану, чтобы поискал в галерее, я мог обронить их там. А, нет! Погоди. Все в порядке. Я оставил их в автомобиле, поскольку помню прохладу этого цветка, вынутого на ходу из вазы…»
Он отбросил его в сторону, отбрасывая вместе с ним тень своего мимолетного желания погрузить обе руки в вырез платья и обхватить мягкую грудь.
«Надеялась, что ты переночуешь здесь, – сказала Марина (которой, впрочем, было все равно). – Какой у тебя номер комнаты в отеле, не двести ли двадцать второй, часом?»