Ада, или Отрада

22
18
20
22
24
26
28
30

Но налетевший ураган смел калькуляцию к каникулярным чертям.

«Что ж, – сказал Ван, придя в себя, – вернемся к нашему обезображенному детству. Мне не терпится (подбирает альбом с ковра у кровати) избавиться от этого бремени. О, новое лицо. Подпись гласит: доктор Кролик».

«Погоди минутку, возможно, это самый лучший Исчезающий Ван, но все равно пачкает ужасно. Теперь все в порядке. Да, это мой бедный учитель естествознания».

В бриджах и панаме, вожделеющий к своей бабочке. Страсть, болезнь. Что Диана могла знать об этой ловитве?

«Так странно, в том виде, в каком его запечатлел Ким, он совсем не кажется таким пушистым и жирным, как я себе представлял. На самом деле, дорогая, это большой, крепкий, привлекательный и старый Мартовский Заяц! Объясни!»

«Тут нечего объяснять. Я как-то попросила Кима помочь мне перенести несколько коробок, и вот наглядное тому подтверждение. Кроме того, это не мой Кролик, а его брат Кароль (или Карапарс) Кролик. Кандидат наук, родился в Турции».

«Мне нравится, как ты проказливо щуришься, когда лжешь. Далекий мираж в Малой Проказии».

«Я не лгу! – воскликнула она и прибавила с очаровательным достоинством: – Он в самом деле кандидат наук».

«Ван ist auch one», пробурчал Ван, произнося последнее слово, как «wann» (что по-немецки значит «когда»).

«Нашей заветной мечтой, – продолжала она, – моей и Кролика заветной мечтой, было описать и изобразить ранние стадии, от яйца до куколки, всех известных нимфалид, крупных и мелких, начиная с обитающих в Новом Свете. Я должна была позаботиться об устройстве аргиннинариума (защищенного от паразитов питомника с температурными режимами и другими усовершенствованиями, среди которых фоновые ночные ароматы и крики ночных животных, создающие в некоторых сложных случаях естественную обстановку) – гусеницы нуждаются в изысканном уходе! На обоих полушариях существуют сотни видов и хороших подвидов, но, как я сказала, мы бы начали с Америки. Живые яйцекладущие самки и живые кормовые растения, как, например, фиалки различных видов, доставлялись бы по воздуху отовсюду, хоть с арктических ареалов, почему бы нет, – Ляска, Le Bras d’Or, остров Виктора. Шелкопрядная ферма была бы также виолариумом, полным прелестных цветущих растений, от endiconensis, вид северной болотной фиалки, до крохотной, но восхитительной Viola kroliki, недавно описанной профессором Холлом из Гудсон-Бэй. Мой вклад состоял бы в серии цветных рисунков всех стадий созревания гусеницы и карандашных изображений совершенных гениталий насекомого, помимо других деталей его строения. Упоительная была бы работа».

«Которой ты бы страстно отдалась», сказал Ван и перевернул страницу.

«Как жаль, что мой дорогой сотрудник умер, не оставив завещания! Кроличий садок его дальних родственников уступил все его коллекции, включавшие также и мою небольшую часть, немецким посредникам и татарским торгашам. Позорно, несправедливо и так грустно!»

«Мы подыщем тебе другого научного руководителя. Так, а это что?»

Трое слуг, Прайс, Норрис и Уорд, наряженные гротескными пожарными. Молодой Бут истово целует хорошенькую голую ступню в жилках, высоко поднятую и поставленную на балюстраду. Ночной снимок из сада: два маленьких белых призрака внутри дома прижимаются носами к окну библиотеки.

Художественно расположенные веером на одной странице семь снимков, сделанные за столько же минут из довольно отдаленного укрытия, окруженного высокой травой, дикими цветами и нависающей листвой. Тень листьев и прихоть цветоножек деликатно скрывают главные детали, позволяя предположить, что двое полураздетых детей предаются чему-то большему, чем обычной борьбе.

На миниатюре, помещенной в центре фотокомпозиции, единственной видимой частью тела Ады была ее тонкая рука, держащая, будто знамя, свое сброшенное платье над усыпанной маргаритками муравой. Извлеченная теперь из-под простыни лупа позволила разглядеть на верхнем снимке торчащую над маргаритками разновидность тугошляпной поганки, названной в шотландских уложениях (с тех пор, как колдовство попало под запрет) «Владыкой Эрекции». На растительном горизонте третьего снимка можно было разглядеть еще одно примечательное растение, Дыню Марвелла, изображающую зад занятого делом юнца. На трех следующих карточках la force des choses («горячка совокупления») настолько уже разметала пышную траву, что можно было различить детали запутанного сочленения, образованного неуклюжими цыганскими захватами (борцовское удержание) и запрещенными нельсонами. Наконец, на последнем снимке, нижнем в веерообразной череде, Ада была явлена парой рук, оправляющих волосы, в то время как ее Адам стоял над ней, а вытянутый лист или соцветие прикрывали его бедро с мнимой небрежностью Старого мастера, оберегающего целомудрие Эдема.

Столь же небрежным тоном Ван сказал: «Дорогая, ты слишком много куришь, мой живот усыпан твоим пеплом. Полагаю, Бутейану известен точный адрес профессора Богарне в Афинах его Изобразительных Искусств?»

«Ты не станешь его убивать, – сказала Ада. – Он ненормален, он, возможно, склонен к шантажу, но в его пачкотне есть истошный стон искалеченного искусства. К тому же это единственная по-настоящему грязная страница. И давай не будем забывать, что восьмилетняя медноголовка тоже устраивала засады в кустах».

«Искусство, my foute! Паскудство, а не искусство. Туалетная катушка из Carte du Tendre! Нам не стоило смотреть его альбом. Это животное испакостило наши собственные ментальные снимки. Либо хлыстом выбью ему глаза, либо искуплю наше детство, написав о нем книгу: “Ардис, семейная хроника”».

«О да, напиши! – сказала Ада, пролистывая еще один омерзительный ракурс – судя по всему, через дыру в досках чердака. – Смотри, а это наш островок Калифа!»