Истории-семена

22
18
20
22
24
26
28
30

– Но если я сделаю то, о чём вы просите, если я войду в реку, утрачу ли человеческую душу? – содрогнулся рыцарь.

– Не совсем, – спокойно отвечала Леола. – Река излечит все старые раны и сотрёт все следы великих войн, что носит твоё тело. Саял мудра, она не высушит тебя, не разорвёт и не наполнит твои лёгкие водами. Река-хранительница благословит тебя, но только, если ты на самом деле чист помыслами и готов отринуть былую жизнь, ради жизни новой.

– Что ж, если так, я готов пойти на сделку с колдовством, если это дарует мне место подле вас, – горячо заверил Рэйнер царицу.

– Тогда ступай и ничего не бойся, и ни о чём не жалей, сэр Рэйнер, – тихо произнесла дева и отступив в сторону, дала путь рыцарю.

Встретив безмятежный взгляд её тёмных глаз, Рэйнер более не раздумывал и смело вошёл в воду по шею. Задержав дыхание, он скрылся под тихой гладью Саял.

Чуда не произошло. Лазурь не вспыхнула и не окрасила собою воды реки. А рыцарь так и остался в колдовских объятиях обманчивой Саял.

Леола ещё немного постояла у самой кромки воды, а затем неспешно направилась к городской стене. Ещё один неудачник, самоуверенный вояка, вздумавший перехитрить саму Саял. Сколько их было за девять десятилетий и сколько ещё будет. И каждый мнил себя первым, кто сможет заполучить дар бессмертия.

Ещё чего. Не река давала царице долгую юность, напротив, Леола каждую третью ночь полной луны смывала с себя старость древними, послушными лишь ей водами. И Рэйнер, и другие рыцари, входя в Саял после царственного омовения, дряхлели и обращались в прах в мгновение ока, принимая на себя года чародейки. Остальным же Саял вреда не несла в иные дни и ночи.

А царица шла по белым камням и словно песню тихонько распевала:

– Но если бы тот, кто был мне мил, нашёлся, и если бы тот, кому я мила была, захотел…

Пять дорог

В самом сердце Староземья, прямиком за Моховой пустошью, неприкаянно жил своей жизнью Вечный Лес. Ни король, ни рыцарь, и тем паче разбойник лихой не смел посягать на целостность его – уж таков был завет древности, отцом коей считался сам Трёхликий бог. Любой, вошедший в тенистые покровы Леса, становился равным каждой твари, обитавшей в недрах Леса. И не дай чёрт, дерзнуть кому, да попрать заведённый уклад: покарает Трёхликий, лишит сна и покоя до конца дней.

В гуще Вечного Леса, в кольце лохматых седых елей укрывалась Червивая поляна. Землицу в здешнем месте некогда отравил Красный Чародей, оттого ягоды да грибы, в избытке произраставшие, портили вездесущие черви.

Более трёх веков посреди поляны пребывал постоялый двор с незатейливым названием «Червивая Подковка», и пять заветных троп стекалось к стенам его. Хозяин Дэр, наполовину гоблин, охотно шутил по поводу заведения: подкуём до спелой червивости.

Но шутки шутками, а у «Червивой Подковки» репутация числилась одной из лучших среди постоялых дворов Староземья. Оттого и стремились сюда со всех концов земель, дабы вкусить богатство местного хлебосолья, напиться до радостного умопомрачения сладкими медами, да вдоволь насладиться свободой, кою предоставлял Вечный Лес.

И вот на полную молочную луну, по заведённому десять лет назад обычаю, к «Червивой Подковке» пришло четверо странников, каждый своей дорогой. Добрые приятели, за душой имели они печати житейской доли: отважный моряк, бывший разбойник, изобретатель и подмастерье колдуна. Всех их с добрым радушием принял на постой чернобровый Дэр, усадил за широким столом в дальнем уголке харчевни. Не хватало одного, пятого друга, легконогого менестреля. Его ожидали в самое скорое время.

Когда первые кубки с янтарным мёдом осушились, решено было приступать к трапезе. Семеро не ждут одного – таков закон застолья. Бард запаздывал, но для него бы местечко за хлебосольным столом нашлось, как и кубок золотистого мёда.

– Ну что же, други, приступим, – начал светлобровый Ханлей, тот, что прежде слыл лихим разбойником. – Нашего Тадга никак фея лесная обворожила, вот он и не торопится, хоть и обещался ступить под кров Подковы, как первая звезда расцветёт на небе. Но за время его отсутствия самый час поведать, где каждого из вас, бродяги, носило по свету. А уж наш сладкоголосый певун и подойдёт.

Тогда отёр от пролитого мёда рыжую бороду Мартан, что слыл недурным изобретателем и, набив костяную трубку крепким табаком, раскурил её до сизого чада. Его примеру последовали остальные товарищи, задымив куревом, отчего стол, за которым они восседали, тут же заволокло белёсым облаком.

– Что ж, тогда начну я, а вы уж после подхватывайте слово, – добродушно изрёк Мартан. – Как всем вам хорошо известно, давно я трудился над тем, чтобы создать нечто такое, что поднимет меня и мою мастерскую в небо. И признаюсь, аккурат этой весной мне удалось, наконец, сие предприятие.