– Но ведь не зря же изобразили и тех и других, – вставила Лариса.
– Действительно! А почему мы рассматривает фреску по частям? – проговорил Сергей, задумчиво глядя на нее в своем телефоне.
– Да потому что, если ее рассматривать целиком, то в нашем случае, получается абракадабра, какая-то, – не унимался Быков.
– А давай-ка попробуем, – сказал Григорьев, продолжая глядеть на снимок.
– Серег, ты меня просто удивляешь! Где твоя хваленая логика? Тебе же не хуже меня известно, статус детей и его учеников. Где смысл?
– А может в том, что дети впоследствии становятся учениками? – робко предложила Лариса.
– Что? – переспросил Григорьев.
– Я говорю, что дети – это будущие ученики.
– А впоследствии и хозяева жизни, – продолжил мысль Сергей.
– Ну да! И последние станут первыми, – радостно подхватила Лариса.
– Точно! Эврика! – воскликнул Сергей, да так, что из подсобки выглянула официантка.
– Все нормально? – поинтересовалась она.
– Обед, просто великолепный! – улыбнувшись, ответил Григорьев. – Что у вас есть на десерт?
– Сейчас принесу меню, – сказал официантка, и скрылась в подсобке.
– Серег, объясни, что все это значит? – спросил Иван, с удивлением глядя на приятеля.
– Да тут и объяснять-то нечего. Если бы не Лариса, то хрен бы мы вообще смогли догадаться. Женское чувство сразу зациклило ее на бедных и беззащитных детях. Именно дети, бесправные в начале, в дальнейшем становятся хозяевами жизни. И, что ты заложишь человеку в детстве, теми принципами он и будет жить, уже во взрослой жизни.
– Это я и без тебя знаю. Я тебя спрашиваю – дети тут при чем?
– Согласен! Все дети не при чем. Но вот один ребенок по имени Никита, тот самый, который впоследствии станет патриархом Никоном, очень даже при чем. Ведь он жил и воспитывался в Кирикове. Именно на него и намекает фреска. Из бесправного подростка, он стал всемогущим владыкой.
– Но ведь Никон и был тем самым гонителем на старый обряд и веру, – напомнил Быков. – Именно от него и прятали Хранители эти старинные манускрипты.
– А с чего ты решил, что они прятали от Никона?