Искушение прощением

22
18
20
22
24
26
28
30

По дороге домой комиссар размышлял над словами Беатриче. «Кое-кто ответил бы на твой вопрос утвердительно». Как это интерпретировать? Наверное, она что-то слышала, но к обвинению ведь это не пришьешь? «Кое-кто» считает, что в собственных интересах дотторе Донато может нарушить правила… В юриспруденции это называется «показания с чужих слов» – своего рода лингвистическая алхимия, попытка преобразовать сплетни в нечто заслуживающее доверия.

В свое время Беатриче два года отучилась в университете на нотариуса и поразила своих друзей и родных (ее отец был нотариусом), перейдя на другой факультет – farmacia[61]. Мотивация у нее была простая: хочу заниматься чем-то полезным, помогать людям. Однако ее семью это не устроило.

Кстати о нотариусах… Брунетти вспомнилась нелепая сцена, имевшая место в тот день, когда они с Паолой купили новую квартиру, двадцать с лишним лет назад. При передаче банковского чека от покупателя продавцу нотариус вдруг вспомнил, что у него дела, и вышел в соседнюю комнату. Не успела за ним закрыться дверь, как Брунетти открыл портфель и извлек на свет божий пачки lire[62] (кто помнит тебя сейчас, милая маленькая lira?). Деньги он передал продавцам, молодой супружеской паре, решившей перебраться в Виченцу, и те занялись пересчетом.

Через некоторое время нотариус постучал и спросил из-за двери, управились они или нет. Они дружно крикнули: «Нет!», а продавец добавил: «Не входите!» – и нотариус подчинился этому распоряжению.

Когда сто миллионов лир были пересчитаны и перекочевали в другой портфель, Брунетти предъявил банковский чек на сумму, которая была на сто миллионов lire меньше реальной стоимости квартиры, положил его на стол и пригласил нотариуса… вернуться в собственный кабинет.

Старые добрые lire… Теперь в ходу банковские переводы, а сделки проходят в атмосфере взаимного недоверия, потому что государство больше не желает мириться с системой, мешающей ему взимать полную сумму налога с каждой продажи. Жаль, не придумали систему, которая не позволила бы этим деньгам утонуть в черной дыре должностных злоупотреблений…

Брунетти задумался. Выходит, его собственные представления о фискальной честности несколько… противоречивы. По крайней мере, когда имеешь дело с государством. Он задержался на мосту, ведущем в Сан-Поло[63]. А ведь это идея! Что, если купоны – часть схемы, придуманной для того, чтобы обмануть государство, а не покупателя? И даже если покупатель что-то заподозрит, очень невелика вероятность – если такое вообще возможно! – что он побежит жаловаться. Возмущаются обычно, когда государство тебя надуло, а не когда твой сосед надул государство.

Такие темы не для семейного ужина, поэтому Брунетти с искренним интересом слушал похвалы, которые его дочь расточала в адрес учительницы истории, ведь та умеет заинтересовать учеников эпохой, которую они проходят, – сейчас это Ранняя Римская республика. Кьяра, кажется, впервые задумалась о том, насколько люди в то время отличались от нее сегодняшней.

– Они могли убивать своих детей, если хотели, – сказала она, ужасаясь праву отца-римлянина уничтожить ребенка, которого он не признавал своим или не хотел. – Послушать ее, так можно было пойти и на ближайшей мусорной куче выбрать себе младенца и, если он еще дышит, забрать его домой.

– И что с ним делали дальше? – отвлекся от еды Раффи.

– Воспитывали как родного, – ответила Кьяра.

Раффи, демонстрируя, что перенял от матери искусство выбирать не только слова, но и подходящий момент, добавил:

– …или как раба.

Кьяра проигнорировала реплику брата и повернулась к отцу. Тот как раз накладывал себе на тарелку еще gnocchetti di zucca[64]. И с непринужденной улыбкой атаковала уже его:

– А ты, papà, сидел бы там без работы.

– Неужели? Почему? – удивился Брунетти, хотя прекрасно знал ответ на свои вопросы.

– У них не было полиции! – объявила Кьяра. – Только представьте! Миллион горожан – и ни одного копа! – Она дала всем время это обдумать и спросила: – Но что они делали, когда с ними случалось что-то плохое?

– Учительница еще не рассказала вам об этом? – уточнил Гвидо.

Кьяра, которая как раз пила воду из стакана, помотала головой.

– Думаю, на следующем уроке вы узнаете, что все, что могли сделать древние римляне, – это нанять адвоката, такого, как Цицерон, на роль обвинителя или, если кто-то обвинял их самих, – на роль защитника.