– Говорит, что нет, но я ей не верю.
Гриффони, которой ложь тоже не была в новинку, лишь кивнула.
– А что с их сыном? Он был дома, когда ты позвонил?
– Не знаю. – И с легким замешательством Брунетти добавил: – Я не додумался спросить у нее об этом.
Клаудиа улыбнулась.
– Отсюда и звонок
– Клаудиа! – Брунетти наклонился вперед и постучал указательным пальцем по тыльной стороне ее руки. – Мы в Венеции. А не в каком-нибудь… – Он запнулся, подумал немного и закончил: – Представляешь, не могу вспомнить город, в котором за последние годы похищали ребенка.
Гриффони взглянула на него и быстро отвела глаза. После недолгого раздумья она сказала с явным удивлением:
– Я тоже. Наверное, киднеппинг просто вышел из моды.
В этом Брунетти сомневался.
– Скорее люди перестали обращаться по этому поводу в полицию. Просто платят похитителям в надежде, что это сработает.
– Но мы бы услышали об этом, разве нет? – спросила Клаудиа. – Рано или поздно.
– Думаю, да, – согласился Брунетти и добавил, сам удивляясь ожесточению, которое вложил в свои слова: – Ненавижу это! Больше, чем любые другие преступления. Хотя и их ненавижу тоже.
– Даже больше, чем убийство? – спросила Гриффони.
– Можно и так сказать.
– Почему?
– Потому что жизнь в данном случае подменяется деньгами, а может, потому, что киднепперы пытаются продать чью-то жизнь за деньги.
Брунетти не совладал с голосом, и он прозвучал очень жестко.
– Никогда не слышала, чтобы ты говорил таким тоном, – заметила Клаудиа.
– Знаю. Хуже этого нет ничего. Киднепперов я бы сажал пожизненно, всех без исключения. И каждого, кто им помогал, тоже. Каждого, кто знал, что они задумали, и все равно помогал. Даже если все, что человек сделал, – это дал киднепперу почтовую марку, чтобы тот наклеил ее на письмо с требованием выкупа. Я бы держал их за решеткой, пока не сдохнут!