Словно прочитав мысли собеседника, графиня резко спросила:
– У вас есть еще вопросы?
– Как сильно вредят книге, когда вырезают из нее страницы?
– Этим фолианту наносят непоправимый ущерб! Даже если страницы потом найдутся. Книга уже никогда не будет прежней.
Брунетти подумал, что это почти как с представлениями о девственности, которые бытовали в годы его юности, однако решил, что лучше не озвучивать это сравнение.
– А как от этого меняется… – Комиссар осекся, подбирая слова. Но не придумал ничего оригинального. – …стоимость книги?
– Значительно уменьшается, иногда вполовину, даже если недостает всего одного листа. Фолиант считается испорченным.
– А если текст не пострадал?
– Что вы имеете в виду? – спросила графиня.
– Если текст полностью сохранился? Если его все еще можно прочесть?
На лице контессы промелькнуло осуждение.
– Мы говорим о разных вещах, – сказала она. – Я – о книге, а вы – о тексте.
Брунетти улыбнулся и надел на ручку защитный колпачок.
– Думаю, мы все-таки говорим об одном и том же, контесса! О книгах. Только по-разному определяем для себя их ценность.
Он поднялся со стула.
– Это все? – удивилась хозяйка.
– Да, – ответил Брунетти. – Я искренне благодарен за время и информацию, которой вы со мной поделились, контесса.
Комиссар закрыл блокнот и положил его во внутренний карман пиджака. Графиня вернула ему ксерокопии, в последний раз взглянув на фотографию Никерсона. Брунетти сунул их в портфель.
Контесса внимательно следила за каждым его движением. Когда щелкнула застежка на портфеле, женщина встала и направилась к двери.
– Еще раз спасибо за то, что уделили мне время, контесса, – сказал комиссар, приостановившись на пороге.