Сартор со вздохом сложил руки на груди.
– Никерсон перечислил имена путешественников, которые его интересовали. Я узнал только одно из них – Кортес. – Охранник несколько раз кашлянул, прочищая горло, и продолжил: – Мне захотелось посмотреть на эту книгу и… удивить его, ну, сказать, что я тоже ее читаю.
Он помолчал, переводя взгляд с одного полицейского на другого. Наверное, стеснялся своего желания произвести впечатление на иностранного профессора.
– А дальше? – поторопил его Брунетти.
– Как я уже говорил, я осилил часть первого тома. И когда дотторе Никерсон пришел, сказал ему, что мне понравилось читать Кортеса.
– Ему было приятно это услышать? – будничным тоном поинтересовался комиссар. И, когда Сартор не ответил, задал еще один вопрос: – Он как-то отреагировал на ваши слова?
Охранник отвел глаза, словно сам внезапно удивился своим воспоминаниям о том разговоре.
– Странное дело, – тихо пробормотал он.
Брунетти затаился, как ящерица на камне, и позволил себе лишь маленький кивок.
– Кажется, сперва он удивился, а потом сказал: «Рад, что вам понравилась эта книга». И пошел дальше, в читальный зал.
– Это все или вы сказали еще что-то?
– Только то, что я собираюсь прочесть следующий том!
12
Брунетти улыбнулся и встал. Сартор перевел взгляд с него на Вианелло и обратно, силясь понять, что бы это значило, а потом тоже поднялся. Перегнувшись через стол, комиссар пожал охраннику руку со словами:
– Вы нам очень помогли, синьор Сартор.
Он постарался, чтобы это прозвучало ободряюще.
Охранник изобразил на лице улыбку, поставил свое кресло на место и повернулся к двери.
Когда Сартор уже взялся за дверную ручку, Брунетти, словно осененный внезапной идеей, спросил:
– По вашим словам, дотторе Никерсон очень хорошо говорил по-итальянски. Вам не приходило в голову, что на самом деле он итальянец?
Сартор подождал, пока полицейские выйдут и спустятся с крыльца во двор, и только потом повернул ключ в замке. Ненадолго замер, держа в руке ключ, после чего вынул его из замочной скважины и положил в карман, спустился по ступенькам и остановился перед Брунетти.