Я хотел бы сказать, что он мой лучший друг и я его ужасно люблю, но парни такого не говорят другим парням, и уж точно
– Что, если я кой-что скажу тебе по секрету? – спрашиваю.
– Только без бабства.
– Без бабства.
– Ладно, тогда валяй.
– Я перевожусь в Риардан.
Глаза у Рауди сузились. У него всегда сужаются глаза, когда он собирается кому-нибудь врезать. У меня затряслись поджилки.
– Не смешно, – сказал он.
– Я не шучу. Я перевожусь в Риардан. И хочу, чтобы ты тоже перевелся.
– И когда же ты отправляешься в это воображаемое путешествие?
– Оно не воображаемое. Оно настоящее. Прямо сейчас. Завтра уже.
– Лучше кончай трепаться, а то разозлюсь, – сказал он.
Я не хотел его злить. Стоит Рауди начать злиться, он потом несколько дней не может перестать. Но он мой лучший друг, и я хотел, чтобы он знал правду.
– Я не пытаюсь тебя разозлить, – сказал я. – Я говорю как есть. Я перевожусь из резервации, чувак, и хочу, чтобы ты перевелся со мной. Давай. Это будет классное приключение.
– Я через этот город даже не езжу. С чего ты взял, что я хочу там учиться?
Он встал, смерил меня тяжелым взглядом и сплюнул на землю.
В прошлом году, в восьмом классе, мы ездили в Риардан играть с ними в футбол. Рауди был нашим лучшим квотербеком – распасовщиком, как, впрочем, и кикером, и центральным лайнбекером – защитником, а я был шестеркой, водоносом, и мы проиграли Риардану 45:0.
Проигрывать, конечно, невесело, что ж.
Никто не хочет быть лузером.
Мы все были в ярости и жаждали надрать им задницы на следующем матче.