Вокруг витал лёгкий аромат сирени. Он напомнил Володе тот вечер, когда случился их первый поцелуй с Юрой. Когда случился
Он не спеша шёл к машине, а в памяти, как кадры кинохроники, вспыхивали картинки.
Лагерный театр, тишина, запах пыли и другой поцелуй — волнительный, в темноте. Затем ещё один — трепетный и тайный, в прохладе ночи. Затем смелый — в бликах солнечных лучей, в кружеве теней от ивовой листвы. И ещё один поцелуй — солёный от слёз, до сих пор отдающийся болью в груди. А после него Володю ждал лишь мрак одиночества.
Непроглядный. Будто полярная ночь, он длился так долго, что Володя успел забыть, что может быть по-другому. Лишь редкие вспышки мерцали в этой темноте — звёздочка Света и спутник Игорь. Но их свет был до того непостоянный и слабый, что они, захлёбываясь во мраке космоса, лишь подчёркивали, насколько он чёрен.
Но вдруг спустя многие годы взошло солнце. Ослеплённый им, Володя стоял на коленях в уютном кабинете в Германии у ног Юры и целовал его. Снова целовал.
Вспомнился Юрин дом. Какой он маленький, тесный, но уютный. Как им было хорошо там вместе, каким волшебным был его отпуск. Володя поймал себя на мысли, что ему хочется туда вернуться. Но надолго ли? Снова на пару недель? В их немецкую сказку Володе хотелось бы вернуться навсегда и до конца жизни проживать её день за днём. Но разве возможно уехать в Германию навсегда? Володя уже думал об этом и понял, что, оставшись там, потеряет слишком много. Но что именно?
Размышляя над этим в прошлый раз, Володя думал, что потеряет друзей. Он думал, что друзья у него были, но время расставило всё по своим местам. Ирина и Женя могли считаться кем угодно: ниточками прошлого, приятелями вроде Юриных, с которыми хорошо сходить на барбекю. Но уж точно не друзьями. Как говорят — друг познаётся в беде? По иронии, Женя ему помог: упростил задачу, доказав своим поведением, что счастье друга не имеет для него никакой ценности, а значит, Володя ему никто. Что ж, это взаимно.
У Юры, может быть, тоже нет близких друзей, но все его знакомые принимают его таким, какой он есть, и не осуждают. И Володю не станут. Там они смогут быть самими собой, парой, не врать и не стесняться друг друга. Они смогут даже официально оформить отношения. В Володиной голове всё это звучало как фантазия, несмотря на то, что он уже убедился в реальности такой жизни.
А если он уедет туда, то какой будет его реальная жизнь? Чем он займётся? Здесь останется его фирма, Володя не сможет управлять ею удалённо. Или всё-таки сможет? Ведь технологии развиваются стремительно. Но если удалённо управлять не получится, ему придётся покинуть пост директора, то есть уйти насовсем. Но как позволить себе оставить фирму, ведь это не просто работа, а отцовское наследие? Но так ли это на самом деле? Если смотреть его глазами, она только кажется наследием, когда объективно — это просто юридическое лицо плюс договорённости с людьми и организациями. И не больше. В конце концов, Володя её владелец, он вправе делать с фирмой что угодно, хоть продать, хоть разорить — это всё только его. Но как же отец? Отца уже нет. А память о нём? Память о нём останется и без фирмы.
А как же «Ласточкино гнездо»? У Володи есть прекрасный большой дом, а Юрин, по сравнению с ним, — старая, тесная, грязноватая берлога. Но почему-то в Володином жилище как не было, так и не появилось ощущения уюта, да и продавать его никто не заставляет. В конце концов, матери хорошо бы переехать сюда: прекрасный воздух, огромный двор, где она могла бы разбить цветник и огород, как всегда мечтала, а соседка Татьяна — такая же одинокая при муже-алкоголике — могла бы стать для неё подругой.
Володя шагал к машине по двору, где прошла его молодость. Оглядывал старые липы, изогнутые ржавые качели, лавочки и планки для сушки белья. Здесь они со Светой сидели и смотрели на звёзды. Здесь он встречал беременную Олей Ирину и Женю, вёл их к себе домой в гости. Здесь он однажды, воровато озираясь, садился в машину к Игорю. Здесь они с отцом обсуждали дела фирмы, и отец критиковал его главный на тот момент проект — «Ласточкино гнездо». Много важного произошло здесь.
Возможно, поэтому сейчас, именно в родительском дворе, Володе открылась страшная правда: всё, чем он жил почти сорок лет, всё, чем он
Одно слово, одно признание в одночасье разрушило все его отношения. Володя лишился всего, оказался никем для близких, а они оказались никем для него. Но самое удивительное, что после произошедшего его жизнь вовсе не потеряла смысла и, в сущности, не изменилось ничего. Володя вдруг осознал, что на самом деле в Харькове его ничего не держит и никогда не держало.
А ещё после разговора с матерью Володя понял, что вернулся в ту же точку, в которой находился в девятнадцать лет.
Колесо истории сделало оборот, и сейчас всё стало таким же, как и тогда: мать знала о нём правду, любимый человек находился далеко, настоящих друзей снова не оказалось рядом, а его увлечения, — тогда учёба, сейчас работа, — значили не так уж и много. Володя даже обратился к врачу, как тогда.
Казалось, всё настолько похожее, будто одинаковое, что следовало бы покориться судьбе и вновь совершить старую ошибку. Но Володя понимал, что это не так — одинаковым было не всё. Нашлась одна маленькая, но очень существенная разница — в самом Володе.
Он уже другой, он независимый. И если он совершил ошибку тогда, то сейчас может её исправить.
Глава 25. Горящие мосты
Володе казалось, будто после себя он оставил одни руины. Будто события последних дней стёрли его прошлую жизнь в пыль. Он находил подтверждения этому во всём: в тишине улицы, в пустоте офиса. Будто людей не было не потому, что уже восемь вечера и все разъехались по домам, а потому, что всё вымерло. А единственным, что подавало признаки жизни, был его телефон.
Он пиликнул, оповещая о новом сообщении от Юры.